В словах этих мне послышалась знакомая тоска - Флорэн, как и я,
тяготилась заключением в четырех стенах. Госпожа Эттани была
домоседкой даже по меркам чопорной Иллирии, и если другие почтенные
семейства выбирались на пикники, ездили в гости или проводили лето
в загородном поместье, то Фоттина всему предпочитала общение с
соседками-подругами в собственной гостиной, не замечая, как одинока
ее дочь.
Как можно горячее я поддержала высказанную Флорэн надежду на то,
что жизнь в загородном поместье куда интереснее, чем в городе и
рассказала, как любила гулять во время жизни в Венте. Повторяя
слова, которые только сегодня ночью говорила Вико, я ощутила некое
чувство вины - почему-то с ним у меня получалось говорить
сердечнее, от души, здесь же я чувствовала, что всего лишь играю
роль добросердечной собеседницы. Странно, ведь Флорэн, в отличие от
равнодушного Вико, слушала мой рассказ с горящими глазами, не
замечая некоторой натянутости в моем голосе, и даже попросила
показать ей мои наброски. Альбом лежал в моей комнате, надежно
спрятанный под платьями, и я пообещала сестре, что попробую его
незаметно передать через Арну.
Незаметно время подошло к обеду, и я совсем растерялась, когда
услышала голос господина Ремо Альмасио, в очередной раз почтившего
дом Эттани своим визитом. Госпожа Фоттина немедленно метнула взгляд
в мою сторону, и мы с Флорэн поспешно сделали вид, что молча
разглядываем цветы.
Я с ужасом представила, как вновь придется избегать взгляда
господина Ремо за столом, но ошиблась. В неприятных обстоятельствах
я очутилась еще до начала обеда. Господин Ремо, поприветствовав
присутствующих дам, внезапно объявил, что просит меня, Гоэдиль
Эттани, принять скромный подарок. Госпожа Эттани, конечно же,
потеряла дар речи, как и ее подруги, а мальчик-слуга,
сопровождающий господина Альмасио, шагнул ко мне со скромным, но
дорогим с виду сундучком.
- Я надеюсь, что в платье из этого шелка, равного которому не
найти во всей Иллирии, вы будете присутствовать на свадьбе моего
сына, госпожа Годэ! - сказал Ремо Альмасио, от взгляда которого мне
стало на мгновение дурно.
В сундучке лежал отрез великолепного шелка темно-вишневого, чуть
припыленного цвета. Я, пребывая в страшном смущении, пробормотала
несколько невнятных слов благодарности, и куда более искренне
поблагодарила в мыслях госпожу Фоттину, которая, придя в себя,
позвала Арну и приказала той отнести проклятый сундучок в мою
комнату.