Иллирия находилась во власти великого понтифика, избираемого
кардиналами. Власть его провозглашалась безграничной, однако на
самом деле безграничны были возможности семьи, сумевшей добиться
места понтифика для своего ставленника. И последние несколько
десятков лет такой семьей были могущественнейшие Брана, о чьих
кровавых преступлениях шепотом судачили даже в самых отдаленных
уголках Южных земель.
Гако Эттани ненавидел Брана и поддерживал семью Альмасио,
единственных, кто открыто выступал против партии понтифика,
пользуясь давним уважением, которое питали горожане к этой фамилии.
Долгие годы Альмасио копили силы и деньги, чтобы оттеснить своих
давних врагов от власти, и в тот момент, когда я прибыла в Иллирию,
переломный момент виделся осведомленным людям необычайно близким,
заставляя их с азартной тревогой проверять, не заржавели ли копья,
алебарды и шпаги за время худого мира. Мне, конечно же, о том
известно еще не было. Да и о вражде Брана с Альмасио в моей родной
Венте знали лишь в общих чертах, справедливо полагая, что
провинциалам негоже судить о столичных делах.
...Несколько дней я тихонько вышивала цветочный орнамент да
посматривала в окно, время от времени ощущая к своему удивлению
неожиданные приступы интереса к бурному течению городской жизни.
Жизнь на улице кипела, словно густая похлебка изо всех известных
видов круп: я наблюдала, как лениво гоняются стражники за шустрыми
бродягами; как танцовщицы собирают толпы зевак, пока их подельники
потрошат кошельки бедняг, увлекшихся наблюдениями за выглядывающими
из-под пестрых юбок быстрыми смуглыми ножками...Ругались торговки,
спешащие на рынок, осыпали ударами плеток безвинных прохожих слуги
знатных господ... И в какой-то момент я вдруг ощутила острое
желание очутиться там, среди пестрой шумной толпы, подставить
бледное лицо жгучему солнцу - все же преклонные двадцать шесть лет
для женщины еще далеко не то время, когда кровь в жилах становится
прохладной и прозрачной, точно святая вода.
Поэтому, не скрою, я обрадовалась, когда в мою комнату вошел
Гако Эттани и сообщил, что завтра мне надлежит присоединиться к
прочим членам семьи, собирающимся на торжественное богослужение в
честь одного из главных осенних праздников - именин святой Иллирии,
покровительницы города. Церемонию проводил сам понтифик, и,
несмотря на ненависть, которую питал к нему Гако, пропустить ее
считалось верхом неприличия. В день святой Иллирии храмы обычно
посещали семьями, причем присутствовать полагалось всем - от мала
до велика. Событие это имело не столь религиозный, сколь светский
характер; впрочем, в Иллирии одно от другого было порой неотличимо,
как это случается, когда власть оказывается в руках
духовенства.