— Может, он её пытается соблазнить? —
предположил Шарль.
Люсиль вертела головой от меня к
нему, пытаясь достроить неслышные ей реплики Франциска. Влезать в
разговор сейчас ей казалось неприличным, но, когда мы останемся
вдвоём, она непременно всё выспросит.
— С таким лицом не соблазняют, а
пугают, — снисходительно пояснил Франциск. — Вообще, форменное
безобразие, что от меня ставят прослушку. Монарх должен быть в
курсе всех государственных дел.
— Так, может, это личные.
— Мажонок, какие могут быть личные
дела у королевы, пусть и вдовствующей? У неё все дела
государственные — убеждённо сказал Франциск. — А значит, требуют
моего присмотра, иначе, сам понимаешь, страна развалится.
— До сих пор она не развалилась —
заметила уже я.
— Вот именно, огонёк, до сих пор. —
Он сделал паузу, глядя на меня со значением, но, поскольку я
промолчала, продолжил разговор сам: — И вообще, огонёк, могла бы и
раньше меня навестить. Как-никак, у тебя из родственников только я
и Робер. Я скучал, между прочим.
Я поняла, что мне его тоже не
хватало: слишком уж запоминающиеся приключения пришлись на то
время, когда мы были вместе.
— Я тоже соскучилась, но, увы, я не
могу попасть во дворец просто так, — напомнила я. — Секретные
проходы все закрыли, а во дворце де Кибо не принимают. Сегодня
сделали исключение, и то дедушка распереживался, что это всё не
просто так.
Мы уже дошли до Малого танцевального
зала, украшенного огромным количеством цветочных гирлянд. У стен
стояли столы с угощениями, но к ним никто не подходил: ждали
короля. Призрак вился рядом с нами, иной раз проходя через
неосторожно приблизившихся гостей, которые бледнели и начинали
озираться, не понимая, что случилось.
— Очень даже может быть, — легко
согласился Франциск. — Но вообще, это безобразие, что
представительница семейства Лиденингов не может попасть в
собственный дворец.
— В королевский, — напомнил
Шарль.
— Разумеется, в королевский, — гордо
ответил Франциск. — Лиденинги — королевский род. Мы, мажонок, не
абы кто. Ты вообще должен гордиться, что стоишь рядом с нами.
Возможно, он бы ещё долго говорил о
величии Лиденингов, из которых сейчас остались я да дедушка, но тут
наконец объявили о короле Филиппе Третьем и в зале появился он сам.
Шёл важно, ни на кого не глядя, а все кланялись, кланялись,
кланялись. Я тоже присела в реверансе, хотя Франциск сразу зашипел,
что Лиденинги ни перед кем не склоняют голову.