[2] располагал к себе людей,
очаровывал их и на откровенности толкал непринужденно и
виртуозно.
И столь же виртуозно он косячил и влипал в неприятности…
– Что случилось с Томашем?! – логическую цепочку я достраиваю
быстро, додумываю тревожную мысль, и глаза от гнева сужаются
сами.
– Тебе короткую версию или длинную, как было изложено мне? –
Любош предлагает издевательски.
Закидывает ногу на ногу, а я подпираю кулаком щёку.
Соглашаюсь на длинную.
Слушаю про очередные злоключения, которые приводят к фатальным
последствиям, обеспечивают койко-местом в больнице и гипсом на
ноге.
– Каких фильмов он пересмотрел, решив выпрыгнуть из окна второго
этажа без последствий? Кто сказал ему, что кусты шиповника мягки
для приземления?! Почему высшие силы решили покарать этого
нечестивца за блуд и прелюбодеяния именно сейчас?! – Любош яростную
тираду заканчивает драматично.
Надрывно.
Возводит взор к белоснежному потолку, но… ответа высших сил не
дожидается, получает лишь мой приземленный вопрос:
– Кто пойдет вместо него?
– Ну…
Кривляться Любош прекращает быстро, перестает гримасничать и
взгляд на меня косой и быстрый бросает.
Виноватый взгляд.
И очень понятный.
– Квета, я знаю… – он начинает, спотыкается, замолкает и снова
заговаривает, – и я чувствую себя свиньей, которая манипулирует,
но…
– Я пойду.
– Что? – Любош покачивается, сдёргивает торопливо очки и
белоснежный платок-паше с тёмно-синей каймой из кармана пиджака
достаёт.
Протирает старательно и без того чистые стёкла, щурится
подслеповато и беззащитно.
И сердиться на друга детства не выходит.
Выходит только глубокий вдох.
И выдох:
– Вместо Томаша пойду я. Не надо меня уговаривать.
– Но там ведь будут…
Будут.
Весь пражский бомонд, что, конечно, давно всё знает, как и
Любош. И будут спрашивать, улыбаться в глаза и шептаться за
спиной.
Как всегда.
Под луной всё также ничего нового.
– У меня ощущение, что я тебя вынуждаю, – Любош произносит с
досадой.
А я насмешливо фыркаю, не выдерживаю и смеюсь, поскольку
выражение лица главного сатрапа, садиста и редактора слишком
комично.
– Любош, не брюзжи! И не бойся, даже на чопорном вечере таких же
зануд, как ты, я смогу повеселиться и не умереть от скуки.
– Этого я, может, и боюсь…
– Любош Мирки, ты – трус, – я констатирую с сожалением и
печалью, показываю по-детски язык в ответ на сердитый и строгий
взгляд.