И сейчас говорит.
Повторяет наш новогодне-неновогодний разговор почти слово в
слово:
– Я понимаю, я понимаю и люблю тебя, ты это знаешь. И прошлым
летом… ты сделала, как сочла нужным, осенью… я не мешал, Квета. Я
молчал и помогал, давал тебе… разрушать себя. Согласился, что
остаться в Праге будет… разумно, отдал сайт Мартине, хотя продажи
электронной версии упали и смотреть как «Путешествия» чахнут
невыносимо… – у Любоша вырывается скорее стон, чем вздох.
И от окна он отходит, садится на угол стола и смотрит
пристально.
Рассматривает.
Пока я рассматриваю вытянутую африканскую маску народа фанг на
противоположной стене. Она была подарена в Камеруне, в деревне,
название которой стерлось из памяти, но удивительная маска,
увиденная в плетенной хижине вождя, запомнилась.
Поразила.
Вместе с рассказанными легендами и ритуальными танцами, после
которых на полях газеты – единственной найденной бумаге – и на
коленке я за ночь при свете костра написала свои первые
заметки.
Статью, как важно и позже сказал Любош.
– К чёрту и продажи, и рубрику, но ты, Квета… ты ведь не можешь
вот так, – он обводит рукой кабинет, – ты всегда жила
путешествиями, новые люди, места, страны… Да, я злился, что ты
месяцами пропадаешь черт знает где, переживал за тебя, но принимал
и отпускал, потому что это твоё, Квета. И да… я всё так же
продолжаю считать, что тебе стоит ещё подумать и не быть такой
категоричной. Тогда, в январе, может ты и была права, что нужна
здесь, но сейчас…
– Сейчас тоже, – я отзываюсь эхом.
Закрываю глаза, потому что даже боковым зрением видеть лучшего
друга невыносимо.
Не хочу.
И слышать тоже не хочу.
– Нет, – он возражает запальчиво, вскакивает и расхаживает, –
нет, ты не должна приносить себя в жертву не пойми кому и не пойми
во имя чего! И я не могу… слышишь?! Я не могу смотреть, как ты
гаснешь. Ты убиваешь сама себя, Квета! Ты тратишь время на тех, кто
это не ценит. Они оба не ценят и никогда не оценят. И твой чёртов
русский… ему ведь плевать, Квета! Ты носишься с ним, ездишь
постоянно, ты разрываешься между Прагой, Кутна-Горой и…
– Хватит! – я всё ж не выдерживаю.
Обрываю его резко.
И тоже вскакиваю, чтобы на равных и взглядом прожечь, передать
всё, что я думаю о нём и его словах.
Выговариваю то, что рвётся наружу и что не получается спрятать
за смехом: