Выдерживаю буравящий взгляд.
И Данька сдаётся первой, поджимает раздражённо губы, и из
кабинета она удаляется демонстративно, не скрывая обиду. Оставляет
наедине с Севером, что молчит, сидит на краю стола и этот самый
край ногтем увлечённо ковыряет.
Бросает косой и искрометный взгляд, когда я
подхожу.
Встаю напротив.
– Извиняться я не стану, – она говорит быстро, даже не
кривится.
Пусть и говорить ей точно больно.
– Не извиняйся, – я соглашаюсь легко.
Спокойно.
Почти.
Выдержка всё же даёт слабину, трещит от бешенства, что
разливается по артериям и венам, стоит только взглянуть на лицо
Севера, на синяки, уродующие тонкие запястья, на красную борозду,
оплетающую шею словно ожерелье.
И остаться отстранённым и равнодушным не
получается.
Там, слушая, что «девочка, чистый секс» сама нарывалась весь
вечер, получалось. Было спокойствие, что считалочкой Агаты Кристи
удерживалось. От десяти до одного, а от одного, обратно, к десяти…
помогло.
И кулаки, что чесались сделать из человека кровавое месиво,
в ход не пошли.
Даже, когда мой дружелюбный, будучи всё ещё под кайфом,
охотно и в подробностях рассказывал, чего с красавицей, только
глядя, как она крутит задницей перед всеми, хотелось сделать, и
сожалел, что сделать не успели.
Посоветовал с нагловатой усмешкой и на прощание – уже лично
мне – следить лучше за своей девкой.
Не моей.
И не девкой.
А настоящей заразой, которая умудряется глазеть одновременно
настороженно и вызывающе. И серо-голубые глаза в обманчивом свете
зимнего рассвета кажутся зеленоватыми.
Как северное сияние.
Ослепляющее.
Холодное, словно ярость, к которой добавляется страх,
ледяной ужас, что Алиса могла не заметить, что минутой позже и мы
бы не успели, что мы бы даже не поняли куда делась Север.
Не смогли бы спасти.
– Тоже считаешь, что я сама их спровоцировала? – Север
интересуется.
Желчно.
С не меньшей яростью.
И злость на неё – иррациональная, тёмная – снова вспыхивает,
толкает поинтересоваться в тон:
– А ты не провоцировала?
Сделать ещё один шаг к ней.
Прижать к столу и руки, не давая отодвинуться, поставить по
обе стороны от хрупкого тела, наклониться, высказать всё моей
взрослой не сестре:
– Ты жизнью наслаждаешься без оглядки на других, ты
забиваешь на любое мнение, кроме своего, ты никогда не утруждаешься
подумать, к чему может привести твоё вечное очередное веселье. Не
думаешь о последствиях, о чувствах близких. Тебе нравится считать
себя безбашенный, хотя ты просто безалаберная и безответственная
эгоистка.