Заставляет бежать.
Убегать.
От себя и прошлого.
Вот только… не получается.
Сбежать не выходит. Ненависть горит, полыхает разъедающим огнем
в груди, воплощается адом, что всё же существует, на земле и внутри
нас.
Не потушить и не забыть ни-че-го, но… попытаться можно.
Прыгнуть, не раздеваясь и не останавливаясь, в ледяную воду,
показавшегося за деревьями, пруда.
Остыть.
И сдохнуть, если очень повезет.
[1] Dobré ráno,
Dimo[1]! (чеш.) – Доброе утро, Димо!
[2] Звательный падеж (лат. vocativus)
— особая форма имени (чаще всего существительного), используемая
для идентификации объекта, к которому ведётся обращение.
Март, 27
Прага, Чехия
Квета
Пророчество майя все же сбывается, рушится мир и конец света
наступает, приходит вместе с разгневанным Любошем, что влетает в
мой кабинет без стука.
Распахивает матовую стеклянную дверь, кажется, с ноги.
И впечатлительную Люси, что закрывается с ойканьем папками и
мелькает на миг бледной тенью в отдалении, пугает. Впечатляет
окончательно и бытующее во всей редакции «Dandy» мнение о главном
редакторе – садисте, сатрапе и просто дьяволе – подтверждает.
Так, что даже мне хочется приподняться из-за стола и любимому
начальнику за спину заглянуть, увидеть скачущих следом всадников
Апокалипсиса.
Удостовериться.
– Крайнова, сколько наш самый гуманный суд дает за
преднамеренное убийство с особой жестокостью? – Любош вопрошает
зычно.
Громко.
И за тонкой перегородкой, что отделяет кабинет от общей комнаты
– ньюсрума, на аглицкий манер, – кто-то тревожно охает.
– Любош, не пугай людей, – я хмыкаю хладнокровно, ставлю
вопросительный знак, заканчивая и мысль, и статью.
И только после этого перевожу взгляд на взбешенного начальника,
отклоняюсь чуть назад, утопая в кресле, и задумчивый вид
принимаю.
Вспоминаю показательно.
Предполагаю:
– Пожизненно?
– Думаешь? – Любош фыркает воинственно, отбрасывает с глаз
льняной и кудрявый чуб, склоняет голову вправо, напоминая бойцового
петуха.
И желтый шейный платок, выбившийся из-под ворота кипенно-белой
рубашки, сходство только усиливает.
– Уверена, – я подтверждаю с удовольствием.
Бросаю быстрый взгляд на часы, что показывают третий час
пополудни, намекают на пропущенный обед. Возвращаюсь к
рассматриванию родного начальства и лучшего друга в одном лице.
Пытаюсь угадать причину вселенского недовольства и острых
морщинок, что собираются в уголках голубых глаз и узкими стеклами
очков лишь подчеркиваются.