— Бабушка уже спать легла, но завтра
с утра чтобы к ней, — сказал папа. — Сказала, пироги напечет, будет
ждать.
— Ладно, — сказала я, с улыбкой думая
о бабулиной выпечке и о том, как она будет пытаться запихнуть в
меня все пироги сразу.
Мама вышла встречать меня к воротам
и, улыбаясь и утирая слезы, обняла и прижала меня в груди.
— Устинья! Думала, помру уже, не
увижу тебя.
— Ну мам! — Я не любила эти
разговоры. — Ну что ты, в самом деле, меня не было год.
— Ох, Устенька, свои дети будут, ты
поймешь, каково это, — сказала она, снова обнимая меня и целуя в
голову. — Идемте. Вода уже кипит, сейчас пельмени заброшу, только
вас ждала. Костя, давай-ка, не стой в воротах, идем.
Мои брови взлетели просто до небес:
сначала папа, а теперь мама, да что творится? Но Лукьянчиков только
хмуро покосился на маму, доставая из багажника мой чемодан, и
покачал головой.
— Я поговорю с Юськой сначала, теть
Лен, ладно? Мы не видались давно.
— Ну, идите тогда в огородчик, —
сказала мама, имея в виду беседку, которую папа вырезал для нее в
углу нашего небольшого огородика. — Но я пельмени ставлю, так что
недолго, Устю надо кормить.
— Уж я за этим прослежу, — все так же
хмуро сказал Костя.
Папа взял чемодан и понес его домой,
и мама посеменила следом. Я проводила их взглядом, осознавая, что
люблю их просто до одури и что впереди еще целых два месяца
разговоров, воспоминаний, вкусной маминой стряпни, папиных ворчалок
и всего того, чего мне так не хватало вдали от родных. Повернулась
и пошла по дорожке к беседке. Костя — за мной, снова закуривая и не
говоря ни слова.
Я, как делала это очень часто,
уселась на стол, болтая ногами, и подняла голову, когда Лукьянчиков
подошел ближе. Он как будто не изменился за год, что я его не
видела, и все же как будто стал немножечко другим, самую чуточку
мужественнее, чуть матерее. И это ему как будто даже шло.
Костя выбросил недокуренную сигарету
и потянулся ко мне с явным намерением поцеловать, но я увернулась,
и прикосновение губ пришлось на щеку.
Он отстранился так резко, словно его
кто-то дернул.
— Ты чего?
Я отклонилась назад и посмотрела на
него в темноте вечера.
— Ничего. А ты?
— Что, даже поцеловать не дашь? —
вспылил Костя тут же, правда, не отступая ни на шаг. — Не бойся, я
тебя насиловать здесь не собираюсь.