— Да какие девки, идиотка, я за
сигаретами...
— За сигаретами? Ты себя до смерти
закурить решил? — Я остановилась в двух шагах от него, задрала
голову, глядя в ненавистные кошачьи глаза. — Никогда тебе этого не
прощу, слышишь? В жизни не прощу! Можешь что угодно говорить мне,
можешь как угодно меня называть, но моим родителям мозги пудрить не
смей, ты...
Он вдруг сгреб меня в охапку и,
перекинув через плечо, потащил в дом, а я вырывалась и кричала так,
что слышали наверняка даже у меня дома.
— Отпусти! Ненавижу тебя! Больше
жизни ненавижу!
— Переживу, — крепче прижимая меня к
себе.
— Ненормальный!
— Идиотка чертова, да не дергайся,
уроню же.
— Костя, отпусти!
— Поздно, Юся, поздно.
Он занес меня в дом и захлопнул за
нами дверь.
Он не тронет меня.
Я знала, что он не тронет меня и
пальцем без моего на то согласия, и все же, когда Костя отпустил
меня, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной, на
мгновение мне стало страшно. Столько в глазах его было неприкрытого
желания, столько бешеного огня, и взгляд все метался по моему телу,
и длинные пальцы сжались, и...
Я вцепилась в воротник не до конца
застегнутой куртки и отступила на шаг.
— Я же сказал, что не собираюсь тебя
насиловать, — процедил Костя сквозь зубы. — Разве хоть когда-то
такое было? Что ты из меня делаешь непонятно кого?
Я опустила руку, выравнивая дыхание,
все еще немного срывающееся после воплей, и посмотрела на него,
стоящего у двери с таким видом, словно выйду я отсюда только через
его труп.
Лукьянчиков и его отец, после смерти
его матери обзаведшийся новой семьей, делили дом на двоих. Они
сделали перепланировку, пристроили с Костиной стороны отдельный
вход и жили по-соседски, не залезая друг другу в душу. Коридор, в
котором мы сейчас стояли, был совсем крошечным, буквально четыре
шага от наружной двери до двери в комнаты, и неожиданно я
почувствовала себя загнанной в угол. Тоже прислонилась спиной к
обшитой брезентом двери, откинула голову и постаралась
успокоиться.
— Это не были девки. Я собирался в
магазин. Как и сказал.
— Ты много куришь, — сказала я, не
принимая его объяснения. — Раньше так не было.
— Паршиво мне, ясно? Потому и
курю.
— Вот только не надо мне тут пытаться
привить чувство вины, — взвилась я.
— А ты уверена, что это из-за тебя? —
оборвал меня Костя, и я замолчала, понимая, что слишком много на
себя взяла. — Ты ведь не ко мне шла.