Я, размазывая слезы по лицу, побежала
прочь.
Мы встретились два месяца спустя за
одним столом на свадьбе моей подруги Даши. Алкоголь и время сделали
свое дело, и я танцевала с Костей, заливисто хохоча и вроде бы даже
не чувствуя себя так, словно в груди засел и то и дело
проворачивается тупой ржавый нож, но когда он пошел следом за мной
к моему дому, все вспомнилось.
— Юся.
— Не разговаривай со мной! — Я
ускорила шаг. — Никогда не разговаривай!
Но он догнал меня, обхватил за талию
рукой и прижал к себе, горячо шепча:
— Юся, Юсенька, ну пожалуйста,
пожалуйста, пожалуйста, прости меня, такого никогда больше не
повторится, я клянусь тебе, я обещаю...
Но такое повторилось.
И снова.
И снова, и Костя уже не клялся и не
просил прощения, и я, ожесточенная и словно наполовину выжженная
внутри, больше не верила его словам, хоть и не могла сдержать
данной себе самой клятвы не позволять ему быть со мной рядом.
Не верила. Не стану и сейчас.
— А ты можешь подумать о
том?
— Зачем? — Я не подняла взгляда. — Я
не хочу. Я не буду думать, Костя, я уже много думала.
Он молчал, и после вздоха я
продолжила:
— Я устала, я два дня торчала в
поезде. Я пойду.
— У тебя кто-то есть там, в Уренгое,
да? — Это был бы не Костя, если бы не спросил. — Нашла себе
кого-то?
— Да, — сказала я еле слышно, и эта
ложь — Ростислав, Ростислав, — которую я на мгновение
сделала правдой, оказалась такой легкой, если не смотреть в глаза.
— Есть.
Тишина проводила меня до двери,
вывела наружу и провела под руку до самого дома.
Ростислав позвонил через две неполных
недели после моего отъезда. Я с какой-то гордостью, которую
безуспешно пыталась замаскировать притворным недовольством,
прошептала маме «начальство» и, выскочив в соседнюю комнату, бодро
и по-деловому ответила: «Здравствуйте, Ростислав Евгеньевич, слушаю
вас».
Мама, тоже почти таинственно и
благоговейно, прижала палец к губам, когда зашедший в дом папа стал
громко жаловаться на непролазную грязь дальше по улице, там, где
заканчивались давным-давно проложенные администрацией села двести
метров асфальта и начинались, как их называла мама, «хлябищи».
— Начальство.
Священное слово. Папа понимающе
закивал и почти на цыпочках прошел в кухню.
Вопросы были текущие. Ростислав
уточнил у меня кое-что по просьбе Горского, попросил напомнить, в
какой папке у меня лежит проект штатного расписания — мы готовились
к расширению штата и одновременно к оптимизации, и начальники служб
вот уже с месяц несли нам свои предложения, — спросил, посадила ли
я картошку...