Он сжал зубы так, что я подумала,
треснут, и попытался что-то сказать... Я сразу же оборвала:
— Нет, Костя, нет, хватит. Я ведь все
понимаю, думаешь, нет? Обидно тебе стало, видите ли: как же так, ты
тут решился замуж позвать, осчастливить, а Юська не
побежала за тобой, и даже парень у нее появился! У Юськи ведь кроме
тебя никого не может быть. Это только тебе можно с кем попало
водиться, а потом предъявлять и допрашивать, но лучше бы ты, мой
бывший друг, не бросался словами, потому что мне про тебя
все рассказали и...
— Да не было у меня ничего ни с кем и
уже давно! — взорвался он. — Ты побольше своих подружек слушай, уж
они-то тебе всю правду...
Дверь позади меня подалась вперед,
когда бабуля открыла ее со словами: «Ну вот, Костя, я тебе
отрезала, возьми-ке», и мне пришлось буквально отскочить в сторону,
чтобы не влепиться в Лукьянчикова, который тоже поспешно отступил
назад. Мы дышали, как два разъяренных быка на корриде, но бабуля
словно ничего не заметила и подала Косте завернутый в полотенце
кусок пирога, как ни в чем не бывало.
— Вот спасибо, Людмила Никитична, —
сказал он, пытаясь говорить спокойно, хоть мне казалось, что я даже
слышу отчетливый скрип крепко сжатых зубов. — А как пахнет! Сразу
мамины пироги вспоминаю.
— Матрины-то уж не увидишь теперь,
так моих хоть поешь, — сказала бабуля жалостливо, поглаживая
морщинистой рукой Костину щеку. Уж она у меня была всему свету
печальница. — Наша Устинья тоже умеет печь, правда, ленится.
Она повернулась ко мне и
неодобрительно покачала головой.
— Спекла бы хоть свому. Вон какой
тощой, как хворостина.
— Найдется, кому для него печь, —
сказала я, старательно пряча лицо от укоряющего взгляда бабулиных
глаз. — Желающих много. Идем в дом что ли, бабуль? Холодно тут
стоять.
***
Когда бабушка умерла — легко, просто
однажды не проснулась, — я и Костя были в деревне.
Народу на похороны собралось много,
но, в основном, старики, философски крестящиеся у могилы и
прощающиеся с Людмилой Никитичной так легко, словно увидят ее уже
завтра, да наша семья: мамина родная сестра, моя тетка Настя с
мужем, дядей Валерой, и детьми, да двоюродные — дети бабушкиного
брата-близнеца Игоря, умершего несколько лет назад.
Я стояла у могилы рядом с Костей,
смотрела, как гроб моей бабули опускают в холодную землю, слушала
стук земли о крышку... и не плакала, вот даже слезиночки не
проронила, хотя мама и тетя Настя, обнявшись, содрогались от
беззвучных горьких рыданий.