Я знала, что мы делаем.
Он знал, что мы делаем.
Мы оба очень хорошо знали.
Я не запомнила названия гостиницы, в
которую мы приехали — я не смогла бы запомнить его, даже если бы
была трезва. Ростислав что-то говорил администратору, вежливо и
спокойно, а я просто стояла рядом и смотрела на него — и знала, что
мое раскрасневшееся лицо, припухшие губы и блестящие глаза
наверняка выдают нас обоих с головой.
Он стащил с меня пальто, блузку,
брюки, лифчик, не забывая раздеваться сам и ловить губами мои
торопливые поцелуи в темноте номера гостиницы, помнящей так много
встреч, подобных нашей, слышавшей так много вздохов и вскриков
наслаждения, знающей в лицо так много чужих мужей, занимающихся
сексом с чужими женами.
Я закрыла глаза, отдаваясь
откровенным ласкам, и тоже вскрикивала, и вздыхала, и выговаривала
сквозь эти вскрики и вздохи его имя, умоляя его взять меня прямо
сейчас, пока я еще готова, пока я еще не осознаю, что намерена
сделать то самое гнусное и мерзкое, о чем солгала своему мужу — то,
что не смогу простить себе никогда.
Но мы не успели. В самый последний
миг, в самое последнее мгновение я ухватилась за плечи Ростислава
Макарова, и трусливо и со слезами в голосе, удерживая нависшее надо
мной горячее и готовое тело от того, что вот-вот уже должно было
произойти, зашептала:
— Я не могу. Пожалуйста, пожалуйста,
прости, Ростислав... я не могу.
Мгновение почти ощутимой борьбы за
контроль — и он взял себя в руки. Отстранился. Слез с меня,
перекатился на спину, тяжело дыша и не говоря ни слова — но что он
мог бы мне сказать?
Я повернулась на бок и уткнулась
лицом в подушку, скрипя зубами и пытаясь найти в себе силы хоть на
какое-то подобие объяснения, но, как оказалось, и мои слова здесь
были тоже не к месту.
— Не вздумай извиняться.
— Ростислав... — все-таки начала я,
но он уже поднялся с этой жесткой чужой кровати и зажег свет,
щелкнув выключателем на стене. И я не застеснялась своей наготы и
встала с постели, не прикрываясь руками, но одежда, валявшаяся на
полу, это свидетельство того, что чуть не случилось, вдруг
показалась мне отвратительно грязной, почти до тошноты. Я едва
заставила себя ее надеть. — Я доберусь до дома сама.
— Не включай характер сейчас, ладно?
— попросил Ростислав, застегивая рубашку. — Ты приехала со мной и
уедешь со мной.