Наверное, Баклага очень пожалел, что его не убил Пиявка. Колдун
превратил Баклагу в мыслящее, но бездвижное, изломанное дерево.
- И будешь ты мёрзнуть без листвы зимой, а весной, когда будут
расти листья, твой ствол будет безудержно чесаться, но ты не
сможешь его почесать. Будет твоё тело долбить дятел, а белки в тебе
устроят гнездо. На тебя будут гадить птицы, и звери оставлять свои
метки. Там, где сломается сучок, будет сочиться твоя кровь, но ты
не сможешь её ни вытереть, ни перевязать. Ты всё будешь
чувствовать, но ничего не сможешь сделать! И будешь ты так влачить
свою жизнь не менее шестисот лет, не имея возможности самоубийства,
и дровосеки будут проходить мимо, не прельстившись твоим гнутым
телом! – грохотал колдун, – А если какой безумец и прельстится, от
первого же удара топора брызнет твоя гнусная кровь и этот безумец,
испугавшись, убежит, а ты будешь страдать от раны! Ты ни на секунду
не заснёшь, не потеряешь сознание. Ты будешь всё чувствовать, всё
понимать, а твоя безудержная злость будет постоянно расти и
превращаться в яд, который будет разъедать тебя изнутри. Ты каждый
миг будешь внутренне корчиться от этого яда и с каждой секундой
вырабатывать его ещё больше! И, когда через шестьсот лет твой ствол
надломится и упадёт, ты умрёшь не сразу! Пока полностью не
разложится древесина в труху, ты будешь жить и страдать, призывать
к себе смерть, как избавление, но она не будет торопиться к тебе! А
мучения твои будут всё множиться и множиться!
Я представил себе, каково это, в течение шестисот с лишним лет
ежесекундное мучение, полное бессилие, страх, отчаяние и ужас. Меня
затрясло. Что же колдун придумает для меня?!
Полными страха глазами я смотрел, как Баклага прорастал ногами в
землю и покрывался противной, изодранной корой, как дерево
выгибалось под неимоверными углами. Такое, действительно, не
пригодно ни на какие цели, таким и лесорубы, и даже углежоги,
погнушаются.
- Теперь ты! – палец колдуна нацелился на меня. Сердце моё
оборвалось и затрепетало где-то в пятках. В животе похолодело. Я
думал, что ужас задушит меня раньше, чем колдун произнесёт свой
приговор.
- Ступай в дом! – закончил колдун и отвернулся. Сила, держащая
меня, разом пропала, нога закончила начатое часа три назад
движение, и я упал. Неловко, помогая затёкшим ногам затёкшими
руками, я поднялся и понуро поплёлся в дом. Чтобы сбежать у меня
даже мысли не появилось. Я был твёрдо уверен, что от такого не
сбежишь. Дух мой оказался полностью сломлен.