Глава 8. Пропавшая экспедиция
Мне не дожить до весны:Я чёрно-белые сныСмотрю, как в кинотеатре.
– Я так больше не могу, Лу, – вздохнула Маша, стягивая дома порванное платье. – Все эти деловые ужины по пятницам... Все твои друзья... Это слишком... это не та жизнь, о которой мы мечтали.Лу театрально закатил глаза и бросил на спинку стула белый пиджак.– Ты сколько раз говорила, что волнуешься обо мне. Теперь мы вместе работаем. Хочешь быть со мной чаще? Пожалуйста. Все они – мои клиенты. Я крышую их, они – нас. Ты это и сама отлично знаешь. Работа есть работа.– Лу! Я пьяного какого-то сегодня на смерть обрекла!– Да и чёрт с ним, Мари, – зевнул маг. – Подумаешь, пьяный какой-то. Не просто же так ты это сделала, верно? Он ведь заслужил, так? Давай спать...– Он порвал моё платье... – девушка грустно теребила острую прядь. – Он хотел... он кого-то обокрал, понимаешь? И она теперь умрёт. Ей не на что…– Хочешь, я прикажу ему, чтобы он плясал в костре? – глаза Лу азартно заблестели. – А ты будешь смотреть и хлопать в ладоши?– Нет, Лу, не хочу. Он уже мёртв.– Ну, золотая моя... иди сюда… звезда моя...– Ты ведь устал? Разве нет?– Ну не настолько же…И Маша в который раз уступила его рукам, таким любимым, этим губам, таким желанным.
***
Клим был почти счастлив. Голые бабы не стене не пугали, в башке не копошились паразиты. Он даже побрился и принял душ с растрескавшимся белым мылом и жёлтой водой, ударяющей в ржавую ногомойку. В карманах старых джинсов лежали мятые тысячные купюры. В желудке приятно бултыхался литр водки вперемежку с пельменями. Погода, правда, дерьмо – беспросветная серая наволочка, натянутая на всё: унылое небо, мокрые жёлтые дома с растрескавшейся штукатуркой, пузырящиеся лужи в дырах асфальта.Гашиш (ну, или то, что от него осталось) лежал в заброшенном коллекторе, среди ржавых труб и толстых крыс. Хафиз, и, правда, звонил по выгодному делу. Мочкануть пьяного Филина было нетрудно: Гашиш держал, Клим вспарывал пузо, выпуская хрипы и тёплую кровь.– Нравится, сука нерусская, нравится?Филин долго не хотел умирать. Стонал и ревел на полу грязного склада, закрывая распоротый живот. Плакался, что у него семья, дочка маленькая. Что деньги достанет завтра, уже и человека нашёл.– А это чё, не деньги? – Клим потряс перед его серым лицом зелёными купюрами, только вытряхнутыми из карманов жертвы. – Поздняк, Филин, поздня-я-як...А потом пришёл черёд Гашиша. От кореша удара ножом в почку тот не ожидал. Он упал, безуспешно пытаясь повернуться и встать, но Клима, опьянённого видом и жаждой крови, уже было не остановить. Он молниеносно полоснул по горлу, чтобы этот лох не заорал, и благоговейно застыл, глядя, как взбулькивают багровые фонтанчики, а под холодеющим подельником ширится чёрная лужа.Его финка помнила многих: вечно пьяного отца, который не знал ничего, кроме ремня да хорошего пинка, мать, которая уходила на ночь и возвращалась только под утро с дрожащими коленками, синяками и распухшим ртом. Помнила мёртвых голубей на чердаке, ту приблудную девчонку, братьев-близнецов Рустема и Дамира. Клим любил свой нож, сам обмотал ручку синей изолентой, с любовью точил полотно, берёг. Финка стала лучшей подругой. Он знал: ей тоже нравится смотреть, как из подыхают дохляки, как выбегает из них красная жизнь и становится чёрной.Клим вдруг остановился на перекрёстке между финансовым колледжем и магазинчиком «Молоко». Мужчина долго смотрел вдаль, на здание школы, укрытое чёрными ветвями кривых яблонь; за местами проржавевшими воротами с цветными металлическими нашлёпками, за узкую тропинку… будто что-то манило туда. Пустые тёмные окна неуютно заглядывали внутрь, и, не обнаружив души, словно втягивали в себя.«Чё, нет никого? А, суббота... Сколько лет прошло…»Клим почему-то не мог сдвинуться с места, всё смотрел и смотрел на чёрные пятна клумб, на мокрые от влаги деревья, красноватые потёки дождя на когда-то розовой торцевой стене. Что-то пряталось в школе, в каждом скрошенном от времени кирпиче, скрипучей на ветру калитке. В каждой облезлой двери. Всё это шевелилось, будто живое нечто. Как вечно голодные черви...«ля... лишь бы не опять...»Он сутуло заковылял мимо, боясь обернуться и увидеть нечто чёрное, живое, скалящееся из дверей и окон. Ледяная вода хлюпала в драных кроссовках.«Бегом, бегом! Плевать на лужи. Оно вот-вот достанет! К чёртовой матери...»