Услышав шум воды, Малфой вновь возобновил попытки разговорить
меня, прекращённые на второй день, но тут я не мог ему помочь —
голос так и не вернулся.
Более или менее отмывшись, я обессиленно сидел прямо в луже,
ожидая, пока боль утихнет, и совершенно не чувствовал холода. Даже
такое незначительное движение утомило меня. На глаза попалась
газета, брошенная охранником в первый день моего заключения. Всю
первую полосу занимал групповой снимок. В центре композиции стоял
загадочно улыбающийся Дамблдор в окружении моих бывших друзей по ОД
и других защитников замка, машущих колдокамере, а слева жались
пленённые Пожиратели смерти.
У меня вырвался беззвучный смешок. Умеет старик появиться
вовремя. Поднеся газету к самому лицу, я прочитал статью дважды, но
и после этого не мог поверить в то, что написал «Ежедневный
пророк». По их версии, я сбежал, чтобы избежать наказания за
убийство Тома Марволо Риддла, в народе именуемого
Тот-Кого-Нельзя-Называть. В пору было рассмеяться, настолько это
было абсурдно. Однако я не успел как-то отреагировать на статью,
взгляд упал на другой заголовок. Интервью, взятое у Гермионы. Эта
грязнокровная тварь посмела осудить меня! А я ещё сомневался,
предала ли она меня!
Я был в ярости. Кончики пальцев закололо, как всегда бывало,
когда я утрачивал спокойствие, и магия стремилась выйти из-под
контроля. Только стихийного выброса мне сейчас не хватает! Сделав
несколько глубоких вздохов, я немного успокоился и отложил газету в
сторону: вряд ли меня будут снабжать свежей прессой, поэтому, чтобы
не сойти с ума, нужно оставить себе хоть что-то от того мира — как
напоминание.
Вспышка магии неожиданно улучшила моё самочувствие, и я подполз
к подносу, так и стоящему перед дверью. Похлёбка протухла, хотя
что-то подсказывало мне, что и в свежем состоянии она была
несъедобна, а вот хлеб превратился в сухари, но не заплесневел. За
неделю кусков скопилось много. Оставив себе два, остальные я
аккуратно сложил горкой и переместил в изголовье лежака, где в
стене было выдолблено углубление. В последние годы мне не
приходилось голодать, но детские воспоминания о чулане никуда не
делись, я слишком хорошо знал, что будет, если наброситься на
еду.
Устроившись на койке и вяло грызя сухарь, я размышлял о странном
поведении дементоров, которые за целую неделю не удосужились
«познакомиться» с новым постояльцем. Так как я пролежал пластом всё
это время, наверное, в виде компенсации, мои органы чувств
обострились: я слышал всё, что происходило вокруг. Не только крики
заключённых по вечерам, стоны ночью и скулёж утром, но и разговоры,
шёпот, даже дыхание Малфоя! И из всей этой какофонии я смог чётко
понять одну очень важную вещь: дементоры посещали камеры каждый
вечер.