Не успел Илья и рот открыть, как Митяй поплыл. Полсти, на
которых он сидел, пока еще не напитались водой, и представляли
собой этакий плот, на котором сидел его напарник. С испугу он
выпустил вожжи и вцепился в края полсти. Плот вместе с мужиком
отделился от телеги и поплыл по собственной траектории, а лошади,
перебрались, на ту строну, вытянув за собой телегу, которая поплыла
над самой глубокой частью пруда. Затем напились и стали как
вкопанные на другой стороне пруда. С телеги текла вода, но товар не
был испорчен, он как раз и предназначался для защиты от воды,
снеговой или дождевой.
Илья вздохнул и вдруг понял, что Митяй плавает в пятнадцати
метрах от берега на, полстях, которые рано или поздно пропитаются
водой. А плавать Митяй не умел. Илья тоже не умел плавать и воды
ужасно боялся.
— Дядько Митяй, — закричал он, надеясь получить от старшего
приказание или совет.
Но его вопль, как и все последующие, остался без ответа. Кричал
Илья не единожды, до тех пор, пока импровизированный плот медленно
не развернулся так, что стало видно лицо его старшего товарища. Это
зрелище произвело на парня неизгладимое впечатление: мужик сидел
неподвижно, как медитирующий буддийский монах, с той только
разницей, что во рту он держал большой палец правой руки. Зубы были
стиснуты, перекошенное лицо побелело, а из прокушенного пальца
текла струйка крови, прямо в рукав его дорожного стеганого
халата.
Митяй был в полном ступоре. Илья мог побожиться, что все его
крики пропали зря и старшой его не слышал, да и не видел, а что
могут видеть стеклянные глаза? Его фигура казалась одеревеневшей и
Илья испугался: уж не помер ли Митяй со страху. Как же тогда ему
попадет, ведь никто не поверит в то, что тут произошло.
Делать было нечего: «Когда у чумака ломается у него ума
прибавляется», — гласила чумацкая мудрость. Связал он поводья,
привязал конец к крюку, которым дергали сено из стога, и,
перекрестившись, забросил на полсть. Идея перекреститься в этой
ситуации имела большой смысл, так как крюк этот был похож на
полуметровый, довольно острый багор с задним концом, изогнутым как
рукоятка в виде петли, которым можно было, при случае, отбиться от
собаки, а то и от лихого человека. Это была опасная затея.
Бросать пришлось несколько раз, пока крюк удачно зацепился. При
этом Илья только пару раз попал в дядьку Митяя, да и то плашмя.
Митяй все так же сидел, не подавая признаков жизни, не пытаясь
поймать импровизированный якорь. По-прежнему он сидел с белым
перекошенным лицом, и кровь все еще текла из прокушенного
пальца.