- Он и тогда любил, и всегда будет любить другую! Потому не лезь
к нему и забудь, тебе же лучше будет.
Я отшатнулась и отошла молча. Показалось, что меня накрыли
толстым мягким одеялом, отняв способность мыслить, отобрав слух и
не давая видеть. Шла с широко открытыми, невидящими глазами, пока
не наткнулась на какую-то стену. Наощупь опустилась по ней,
присела...
- Прибить этого... дуболома? – послышалось над ухом.
- Нет, Конь, не тронь его - он прав. Я сама виновата, не нужно
было спрашивать. Оно и ни к чему было…, вначале нужно было решить
самой. Хорошо подумав, я никогда не стала бы..., а так вот неладно
вышло, - бормотала я, почти не понимая сама - что говорю? -
Нечаянно я спросила, не подумавши. Пусть его... пускай...
Вскоре, после того разговора с Тарусом, случился и разговор с
Мастером. Он все чаще всматривался в Зоряна. А однажды я заметила
его уж слишком серьезный и понимающий взгляд. Он частенько выходил
гулять с нами в сад возле загородного дома. Мы с сынком забавлялись
с игрушками, смеялись, носились друг за другом, строгали палочки,
копали лопаточкой землю. А он сидел в кресле, что вынесли для него
стражники, отдыхал и смотрел на нас.
Зорян любил его, бегал хвастаться тем, что сумел сделать, где
успел нашкодить. Тянул за собой, просил о чем-то, лепетал часто еще
непонятно что, и хитро улыбался, чуть кривовато приподнимая одну
сторону рта. На пухлой щечке сразу появлялась хорошенькая ямочка… Я
уже поняла что Мастер узнал в Зоряне его отца, не знала только что
он думает об этом. Да и не сильно важно это было. После той выходки
Таруса - обидной, даже больной для меня, переплакав да попереживав
всласть, я успокоилась. До моего разума дошло с большим опозданием,
что это будто подсказка для меня - Юрас не должен знать о сыне. И я
могу уже не думать - а верно ли поступаю?
Я поверила ведуну сразу же. Ему незачем было говорить неправду.
И знать теперь, что та ночь была подарена не мне..., что он даже не
видел меня, что не помнит совсем... Мне понадобилось время, чтобы
смириться с этим. Тяжко? Больно? Обидно? Зато моя совесть чиста и
сын теперь только мой. Так что, переболев этим, я успокоилась, а со
временем и повеселела. Но этот понимающий взгляд Мастера меня
насторожил, хотя он и не сказал ничего. Зато я решила поговорить с
ним при первом удобном случае и просить молчать о том, что он
узнал.