»
«Война – для лавагетов. Я сейчас в
битве».
В битве, где противник не
показывается и не вступает в открытое противостояние, но я-то знаю,
что невидимость – она опаснее всего.
«Я обязательно осмыслю. Пойму. Дойду
до истины. После того как отражу удар и снова сумею стать
лавагетом».
Я уже начинаю различать оттенки ее
молчания, и вот теперь она молчит в сомнении: не ошибся ли ты,
невидимка?
Свиты на зов собралось неожиданно
много. Весть о подарке Мойр быстрее Гермеса обшастала мир и
допрыгнула до Стигийских болот, и никаких распоряжений о собрании
отдавать не пришлось: в собственном мегароне я застал и убийственно
мрачного Таната, и мечтательную Гекату (на лице – явственные
воспоминания о том, как она травила своего отца). Сыновей Гипноса,
самого Гипноса; лупающего выпуклыми, сычиными глазами Харона,
Эриний, Кер, болотных тварей… всех, словом.
Слева от ясеневого трона успели
поставить серебряную скамью, а возле нее красовался подарок Мойр:
пузатый, золотой и не вбирающий в себя пламя факелов.
– Внемлите!
Внемлют.
«Не промахнись,
невидимка…»
– Великие Мойры прислали дар
– сосуд жребиев, позволяющий увидеть жизнь любого умершего
смертного. В мир пришел Закон. С завтрашнего дня начнутся суды
теней.
Молчание мертвое. Только где-то –
стук копыт Эмпусы, вечно она топочет, как двадцать пьяных
кентавров.
Усмешки – явные, как у Гекаты и
Онира, тайные, как у Харона, Кер и Эриний, внутренние, как у
Мнемозины, Немезиды, Ламии… Ахерон роется в своей бороде и не
усмехается.
– Присутствовать при судах
не возбраняется никому из вас.
Немного ожили. Шепоток порхнул
увечным мотыльком: «Посмотрим…» – упал с обмороженными
крыльями.
– Суды будут проводиться
здесь. Жребии…
Не самому же их из сосуда таскать.
Оглядел присутствующих. Убийца и Гипнос заняты, Ахерон простоват,
так и норовит то почесаться, то в носу поковырять, Керы
перегрызутся за такую честь…
Оркус? Бог лживых клятв смотрел
голодной собачонкой. Ловил каждый жест как кусок толстой,
напитанной салом лепешки. Взгляд – шмат мяса из рук хозяина.
Оркуса колотила судорога
предвкушения: неужели? вот сейчас? меня?
– Подойди.
Ананка, ты издеваешься, наверное.
Владыке что – положено иметь во дворце что-нибудь трясущееся,
прекраснолицее и с томной поволокой во взгляде?
И непременно в нежно-голубом хитоне,
который в подземном мире смотрится, как мой хтоний – на Гере.