Ойса остановилась, словно ее обдали водой из проруби в трескучий
мороз.
- Как это один? - удивился Гуня, - а без помощницы я как же?
- Да что же у нас народу нет? – снова затараторил Ероха,
смахивая прилипшие пряди волос со лба, - подмогнем, дедко, но ты уж
уважь батюшку, а не то влетит мне, – он понурил голову и уставился
в пол.
Ойса медленно подошла к деду, подала ему крынку, замотанную в
ткань, и замерла.
Гуня принял у нее вещи, убрал их в короб, после провел рукой по
бороде, взглянул на поникшего Ероху и обернулся к Ойсе:
- Ты, деточка, прибери покамест в доме, а я быстро управлюсь,
соскучиться не успеешь.
Ойса кивнула и отвернулась, на глазах навернулись злые
слезы.
За ее спиной скрипнула дверь, это Ероха выскочил под дождь,
будто пол в избе жег ему пятки. За ним вышел и дед Гуня.
К полуночи небо расчистилось. И по его темному полю лунный
пастух разогнал сверкающие стада звезд.
Одна лучина сменила другую, а Гуня все не возвращался. Ойса уже
и горницу прибрала, и соломы свежей на пол накидала, взамен
подгоревшей. Лавку застелила, на которой спала, да на печи дедову
постель поправила, а Гуни нет.
Измаявшись выглядывать в окошко, Ойса присела за стол, уронила
голову на согнутую руку и стала всматриваться в тлеющий огонек
лучины.
Глядела, и мнилось ей, что летит она все ближе да ближе на свет.
И вот уже не лучина, а свечи затеплены. И вовсе не у себя в комнате
она, а в горнице Осоки, в темном углу притаилась.
Сама подруженька лежит на скамье, одеялами укрытая. На бледном
лбу испарина поблескивает. Губы алые потрескались. Воздух в комнате
густой от сожжённых трав да хвойных веток. Такой хоть на хлеба
ломоть мажь, хоть в горшок сливай на черный день.
От свечей видно кругом, словно в рассветный час. Вот мать Асоки
украдкой глаза промокает, вот ее сестрица младшая тряпицу в воде
мочит, а вот и дедко с хозяином о чем-то говорят.
Ойса потянулась к ним, и сразу слышней стало.
- Никуда она, кроме как в лес, нонче не ходила, и сам видишь,
казюли ее не тонули, и по ветру ничего не принесло. Одно только и
может быть, что чужая волшба, – хозяин дома нахмурился, поглядывая
на дочь старшую, дочь строптивую, до которой его наука не
хворостиной, не полешком не доходит. Смотрит на кровиночку,
угрюмится.
- Так и хворь могла прилипнуть не сегодня, а в другой день, -
шепчет ему Гуня, - может, с ярмарки чей недобрый посыл привез?