- Дочка деревенского головы приболела, а раз я деду не родная,
то и подумали на меня.
- Сплавные, добрые селяне, - фыркнула бабка, - говорила я Гуне,
что его заигрывания с деревенскими добром не обернуться. А он, знай
себе, твердит, что ежели к людям с добром, так и они к тебе с тем
же. Вот и доигрался.
- Дедко не виноват, - возмутилась Ойса, - да и не обидят они
его, коли меня не найдут.
- Хитрый жук, старый хитрый жук, - Шутиха, кряхтя, поднялась с
лавки и, прошаркав к печи, рьяно загремела заслонкой. Затем достала
из печного зева крынку и, глотнув содержимое прямо через край,
протянула посудину гостье, - накось, выпей, а затем спать ложись,
утро вечера мудренее, придумаю, что ж мне теперь с таким подарочком
делать.
Ойса приняла крынку и принюхалась, пахло медом и горькой
полынью, осторожно отхлебнув, она закашлялось. Нутро обожгло, а в
голове враз помутилось. Тело стало мягким и слабым, руки сами собой
разжались, и крынка наверняка бы выпала, если б старуха не
подхватила посудину.
Сонная одурь накатила вмиг, и Ойса, клонясь, легла на лавку и
тут же провалилась в забытье, не почуяв даже, как старуха прикрыла
ее медвежьей шкурой.
Ойсу разбудил стук, кто-то, не жалея сил, молотил по воротам,
желая, чтоб его впустили. Шутиха, накрывавшая на стол, недобро
покосилась на Ойсу, а затем вышла из избы, аккуратно притворив за
собой дверь.
Не зря на Ойсу ополчились деревенские. Знал старый лекарь, что
таится в ней колдовская сила, до времени неповоротливая и легко
управляемая потешками да поговорками, но наступит срок и ровни ей в
волшбе не найдется.
И люди чуяли эту инаковость приблудной сиротки, чуяли и боялись,
хотя сами не знали, с чем это связано. Всегда отзывчивая, кроткая,
добрая помощница старику в доме. И все же, нет-нет да косились на
нее, и шептались за бревенчатыми стенами, боясь неведомого. Вот и
сейчас Ойса не сдержалась, да использовала свой дар.
- А ну мыши, сидите тише, а ты петух мой, погроме пой, -
прошептала девушка, не вставая с лавки.
В тот же миг звуки вокруг изменились. Те, что звучали громко,
враз угасли, зато самый тихий разговор стал слышен так громко,
будто беседовали рядом с ней.
- Что же ты, старая, гостей привечаешь, а знакомить нас не
спешишь, - вопрошал мужской голос, в меру звонкий, лихой. Чудилась
в нем уверенность в собственной силе и правоте.