Главные инструменты в наборе, который использует «работа сновидения», – это сгущение, смещение и, как называет это Фрейд, «учет изобразительных возможностей»[66]. Они не уникальны для сновидений, и их можно обнаружить в формировании симптомов неврозов, оговорок и шуток. Однако именно в сновидениях Фрейд впервые обнаружил и описал их работу. Он выявил и четвертый механизм, «вторичную переработку», то есть приведение в порядок запутанного содержания сна после того, как человек проснулся, но не был уверен, нужно ли считать этот механизм инструментом «работы сна».
Существует еще один способ, которым сновидения передают свой внутренний смысл. Речь идет о символах. Фрейд приписывал им незначительную роль. В первых изданиях «Толкования сновидений» он лишь вскользь упоминает о символах, но впоследствии добавляет о них довольно большой раздел, в основном по настоянию Вильгельма Штекеля и других своих первых учеников. Однако Фрейда всегда беспокоило чисто механическое толкование символов. «Я хотел бы настоятельно предостеречь от того, чтобы переоценивать значение символов для толкования сновидений», – писал он в 1909 году, и не советовал ограничивать работу перевода сновидения переводом символов, отказавшись от техники использования «мыслей сновидца». Годом позже он категорически утверждал, обращаясь к своему швейцарскому другу пастору Оскару Пфистеру, тоже психоаналитику: «Вы получите мое полное согласие, если будете с подозрением относиться к каждому новому настоятельному требованию символа – Symbolzumutung, – пока снова не наткнетесь на него в результате опыта». В конце концов, «лучшее из применений ψA[67] – изучение элементов словаря языка подсознания».
В нумерации инструментов, используемых «работой сна», содержится определенная доля иронии. Именно толкование символов на протяжении многих столетий было основой сонников, а в 20-х годах ХХ века стало любимой салонной игрой непрофессиональных психоаналитиков. Таким образом, та техника толкования сновидений, которую Зигмунд Фрейд считал наиболее спорной, после распространения знаний о психоанализе показалась людям самой интригующей. Как мы вскоре убедимся, это не единственный случай популярности Фрейда, без которой, как он сам считал, можно было бы обойтись.
Первый из действительно важных инструментов «работы сна», сгущение, говорит сам за себя. Мысли, наполняющие сознание спящего, бесконечно богаче, чем явное содержание, которое сжато, скудно, лаконично по сравнению с сокровищницей мыслей. Немногочисленные ассоциации, возникающие у сновидца, могут быть новыми, однако большинство их вызвано самим сновидением. Каждый элемент явного содержания сна оказывается предопределенным; он несколько раз отражается в скрытых мыслях сновидения. Персонаж сна – собирательная фигура: ярким примером этого служит Ирма, которая позаимствовала черты и особенности нескольких женщин. Комические фразы или свежие неологизмы, часто встречающиеся в снах, также являются примерами того, как сгущение концентрирует идеи с какой-то фанатичной экономией. Так, сон о ботанической монографии – единственная сцена, самое короткое визуальное впечатление – в сжатом виде содержит разнообразный материал из разных периодов жизни Фрейда. Слово «автодидаскер», которое ему приснилось, является сгущением слов «автор», «автодидакт» и «Ласкер», фамилии либерального немецкого политика еврейского происхождения, с которым Фрейд ассоциировал немецкого социалиста, тоже еврея, Фердинанда Лассаля. Эти фамилии сложными окольными путями вывели его на минное поле эротической озабоченности, которая и составляла истинное содержание сна. И Ласкер, и Лассаль погибли из-за женщин: первый умирал от сифилиса, а второй был убит на дуэли. Фрейд выявил еще одно имя, спрятанное в слове «автодидаскер», – это анаграмма фамилии Ласкер и имени его брата Александра, которого в семье называли Алексом. Желание, содержавшееся в сновидении, заключалось в том, чтобы Алекс удачно женился. Изобретательность сгущения просто удивительна.