Я хватаю ртом воздух и ярко так вспоминается папино – при первом
же требовании сразу отдавать. Да я и сама уже всерьез думала об
этом, но не так… но только не он! И не теперь, когда я сняла с него
все подозрения, когда ждала его сейчас, сгорая от стыда за них! А
он нервничает:
- Катя, поверьте - это вынужденная мера с моей стороны… -
пытается говорить, но я не могу это слушать - просто не в
состоянии, потому что уже все поняла. Мне не нужны его объяснения,
я и так все знаю про Сашу! И я прерываю его:
- Эта марка давно… - осторожно подбираю я слова, мобилизуясь
внутренне так, как только способна на это сейчас. И уже не могу
смотреть на него, просто не в силах.
- Мы даже собирались уничтожить ее из-за опасности хранения и
невозможности реализации. Вот лично вы осознаете эту опасность? –
спрашиваю я и, услышав улыбку в его голосе, поднимаю глаза и
потерянно замираю:
- Вполне, - отвечает он, улыбаясь. Я опять отвожу глаза в
сторону, собираю себя в кучку и, поражаясь сама себе в этой
ситуации, продолжаю:
- Так вот вам ее история, возможно, она поможет продать ее
дороже номинальной стоимости на этот день…
И я выдаю ему историю попадания «Маврикия» в нашу семью - до
мелочей. Все - об обыске в доме дедушки и бабушки в начале
девяностых, о папиных догадках в том смысле, что последним
владельцем вполне себе мог быть Йоганнес Блашке – зубной врач
Гитлера. Говорю о том, что в связи с этим стоимость марки может
существенно возрасти, так что продавать ее станет еще опаснее. Мой
голос звучит ровно и спокойно – я просто рассказываю. О найденном
дедом золоте - вырванном фашистами изо ртов почти уже покойников и
ювелирке, о тех маленьких слитках, которые выливали в концлагерях.
Зачем-то - о цыганах, которые особенно сильно это золото любят. О
том, что его захоронили под дубом в Потсдаме, где находилась
квартира Блашке, и где расквартирована была танковая дивизия
генерала Поппеля после Победы.
- Я давно уже думала о том, чтобы передать эту марку вам и меня
останавливало только то… то…, что это очень опасно – ее реализация.
А ваша семья… без вас они оказались бы в очень тяжелой ситуации. Но
у меня есть одно условие, если можно.
- Катя… посмотри на меня, пожалуйста, - тянет он, как тогда – на
месте аварии.
И я отвечаю - жестко и непримиримо, все так же не глядя на него,
потому что просто физически не могу этого сделать: