- У меня есть одно единственное условие: эти деньги должны пойти
только на детское лечение, больше ни на что. Это не прихоть, это
мое понимание справедливости. Я не могу настаивать, конечно, и от
меня ровным счетом ничего не зависит сейчас, но я прошу вас
прислушаться к моей просьбе. Марка опасна, но в этом случае… в
вашем случае даже самый большой риск оправдан, я только недавно
осознала всю степень вашего отчаянья. Я понимаю, что это будет,
наверное, единственная возможность полностью вылечить Сашу. Я сама
буду рада, просто счастлива, если вы избавите меня от этой… опасной
штуки. И совершенно не нужного мне беспокойства… - говорю и говорю
я, потому что боюсь тишины между нами, боюсь, что у меня останутся
секунды «на подумать» и глубоко осознать происходящее, что я
позорно сорвусь в истерику, как тогда – дома. Что у меня сердце
остановится!
- Катя… - зачем-то тихо шепчет он.
- Больше вообще говорить не о чем, – не выдерживаю я напряжения.
В ушах шумит и немыслимо сильно хочется покончить со всем этим. А
потом спрятаться, чтобы никого не видеть и не слышать, и долго
молчать, но сейчас я подвожу итог: - Я и моя семья осознанно и
совершенно добровольно отдаем марку вам, а вы этим
оказываете мне большую услугу, можно сказать – спасаете меня. Когда
мы с вами… когда я смогу сделать это?
Он почему-то молчит, молчу и я, смотреть на него все так же не
могу. Оборвалось что-то и пусто… пусто внутри. Эти молчаливые
секунды упали-таки между нами, как топор палача. Вот же какое
образное выражение - не в бровь, а в глаз, как говорится. Не
тяжело, не обидно и не страшно – пусто… Даже в ушах уже не шум, а
тонкий звон или свист, будто сквозняк в пустом покинутом доме без
окон.
- Чем скорее – тем лучше, - доносится до меня его голос, как
сквозь вату, - тогда я спокойно отпущу вас домой. Катя... моя
благодарность вам…
- Не нужно благодарностей, не нужно соблюдать эту… видимость
приличий – мы тут одни.
- Ну почему – видимость? Я говорю правду.
- Ну да - я же добровольно... Зато теперь я перестану бояться за
свою жизнь. Так же?
- Да, безусловно, - соглашается он, облегченно выдохнув, - тогда
я договорюсь о кресле-каталке и вашей выписке. Из банка вас сразу
же отвезут домой. Ваша врач, да и следствие тоже, считают, что
дольше держать вас здесь уже не имеет смысла… Катя, вы разрешите
мне?