Значит, изменений к лучшему нет.
Вздохнув, я потопала в ванную. Нужно снять грязный комбез,
почистить оружие, и, самое главное, вымыть голову. До сих пор от
волос зомбятиной несет. Бросив рюкзак на пол, я взялась за молнию
на куртке. Дверь распахнулась.
Бабуля выглядел плохо. Хуже, чем вчера, когда я уходила на
дежурство. Глаза ввалились, на висках залегли синие тени. В вороте
растянутого свитера виднелись косточки ключиц – кожа натянулась
так, что было видно, как у горла бьется нервная жилка. Пегие волосы
собраны в аккуратный хвост, к длинному подбородку прилепился
кусочек бумаги. Значит он нашел в себе силы побриться.
Окинув меня тревожным взглядом, как бы подсчитывая: голова –
одна штука, руки – ноги в достаточном количестве, глаза, уши – на
месте, – Бабуля спросил:
– Почему так долго?
– В магазин заходила, – было больно на него смотреть,
и я отвернулась, сделав вид, что увидела что‑то жутко интересное в
зеркале. – И в аптеку. Вчера премию выдали, за динозавра, так
что я купила лекарств.
– Как раз вовремя, – Бабуля немного
приободрился. – Близняшки всю ночь прокашляли, да и Ласточке
не становится лучше. Я надеялся на перелом, но…
– Всё будет хорошо, – оторвавшись от зеркала, я
расстегнула рюкзак. – Вот стрептомицин и две дозы ампициллина.
Предлагали Магаклон. Он, конечно, дешевле, хватило бы доз на
пять‑шесть, но я…
– Всё правильно. Ты молодец, – Бабуля потрепал меня по
волосам. А потом, как ему казалось, незаметно, вытер руку о
джинсы. – Если не возражаешь, обе дозы я оставлю для Ласточки.
Близняшкам хватит стрептомицина.
На мгновение я почувствовала душевный подъем: Бабуля со мной
советуется. Как с равной. Как с добытчицей. Но тут же сникла:
значит, он понимает, что на грани. Таким способом он просто дает
понять, что скоро решать буду только я.
Поддавшись порыву, привстав на цыпочки, я обняла его за шею.
Вдохнула смесь крепкого одеколона и табака с примесью земли и
листьев… Над всем этим витал легкий, едва ощутимый металлический
душок. Кровь.
– Я обязательно что‑нибудь придумаю, – сказала я ему в
шею. Бабуля отстранился. Взяв меня под мышки, легко поднял и
перенес на коврик у ванны.
– Ты о чем? – спросил он так, будто речь шла о новом
способе заряжать ружье.
У меня непроизвольно дернулась щека. Непонятно, то ли
улыбнуться, то ли заплакать.