– Ну, если как индюшатина… – я тоже подмигнула, –
Тогда на все, – и высыпала из кошелька горсть монеток. Было их
не густо. Вчера, перед дежурством, пришлось заскочить в аптеку за
лекарствами.
Дядька, не считая, смахнул монетки под прилавок, а на весы
бросил большой кулек из оберточной бумаги. Нагреб пельменей,
высыпал в кулек. Глянул на меня, перевел взгляд на Пищаль… Нагреб
еще. Кинул взгляд на весы, зачерпнул из мешка прямо горстью и
сыпанул еще десяток. Пельмени глухо стукались друг о друга.
– На здоровье! – напутствовал он.
– И вам не хворать, – поблагодарила я, принимая кулек.
Тяжелый, килограмма на два потянет…
Улыбнулась. Вот приду домой, а Сашка с Глашкой: – Маш, а
Маш! Что ты нам принесла? А я им: – Пельмени с драконятиной…
Очешуеть.
Третьего дня за рекой завалили не дракона, а динозавра. Был он и
вправду здоровенный, и глупый, как курица. Пугая огнеметами, его
загнали в яму с кольями, и, между прочим, это я сделала решающий
выстрел.
В переулке мелькнуло что‑то белое, ослепительное. Мелькнуло – и
пропало.
Показалось. Наверное. А… если не показалось? Осторожно ступая, я
шагнула вглубь подворотни. Опять сверкнуло!
…Он стоял в тенистом дворике под липами и пристально смотрел на
меня. Длинные точеные ноги, будто сотканная из солнечных лучей
шкура, длинный витой рог…
Я протянула руку – единорог, всхрапнув, отскочил. Но не убежал,
а опять застыл, искоса поглядывая на меня. Вокруг никого. Только я
и он. Стоит, помахивая пышным хвостом и легонько так бьет копытом.
Но, как только я приблизилась, он вновь отпрыгнул. Затем заржал,
мотнул головой и скрылся, мать его лошадь за ногу, в
подворотне.
Нужно его поймать. Если поспешить, пельмени даже разморозиться
не успеют, а я зато смогу… Ладно. Не буду загадывать раньше
времени.
Я никак не могла разглядеть паршивца целиком – после первого
раза глупая животина к себе не подпускала. Мелькал то длинный
хвост, то изящный изгиб шеи, то хитрый, будто подмигивающий, глаз…
Так и бежали: он – впереди, я – за ним. Не заметив, забрались в
самую глушь, в Окраины.
Пришла в себя в глухом и узком, как колодец, дворе. Всё здесь
заросло крапивой и лопухами, асфальт детской площадки взломали
молодые деревца, песочница превратилась в черное квадратное озерцо.
Наклонившись, я взглянула на свое отражение. Лицо бледное до синевы
– сказывается бессонная ночь, волосы растрепались и торчат в разные
стороны, как у тряпичной Энни…