Иван даже взмок от такого количества лишних размышлений в своей
голове. И даже не заметил, как первое инструментальное
приспособление довёл до нужной по чертежу кондиции.
- Быстрее бы обед! – Пробурчал он себе под нос.
И когда на больших белых часах, которые были прикручены высоко
на стене прямо в цехе, наконец-то, маленькая стрелка показал цифру
десять. Тафгаев быстро смахнув непослушную металлическую стружку со
стола, сразу же, не забегая в столовую, рванул в медпункт.
- Чего тебе? – Недовольно бросила Ольга Борисовна, когда Иван
уселся на белую кушетку.
И хотя сорокалетняя медсестра, которая ещё не утратила своей
женской привлекательности, итак знала, что Тафгаеву надо, всё равно
решила от заранее заведённого сценария не отступать.
- Ольгочка, милая, температуру бы померить, - хитро улыбнулся
фрезеровщик. – Кажись, простудился. Вчера из реки спас утопающего,
а сам на сквозняке простыл.
- Некогда сейчас, - пробурчала женщина и прошла мимо, чтобы
закрыть дверь, и как только защёлка щёлкнула, сильные руки
фрезеровщика тут же сжали её шикарную немного полную фигуру.
- Что ты делаешь? – Разволновалась как в первый раз Ольга
Борисовна.
- У нас в инструментальном, шлифовка глухих отверстий самое
ответственное дело, - горячо прошептал медицинскому работнику в ухо
Иван.
- Дурной, баб тебе молодых мало что ли? - выдохнула со стоном
медсестра.
- А я в паспорт не заглядываю, главное чтобы человек был
хороший, - закончил короткую теоретическую вводную часть Тафгаев и
приступил к практике, в которой он, возможно, был одним из лучших в
городе, где родился великий писатель Максим Горький.
Чем хорош большой завод? Тем, что в нём всегда найдутся укромные
места, где работягу не достанет никакой народный контроль, ни
профком, ни партком, и даже мастер и тот поймает не сразу. Вот
такой закуточек и был у мужиков из ремонтно-инструментального цеха.
И в понедельник после обеда посидеть здесь можно было даже лучше,
чем в санатории.
Вот и сейчас на столике, под который приспособили ящик из-под
заготовок, поверх нежно расстеленной свежей газеты «Труд» водрузили
заветный пузырёк с белой жидкостью. И пока Данилыч бегал с чайником
за питьевой водой, Тафгаев расслабленно растянулся на старом в
темных пятнах кресле. Напротив него на рабоче-журнальном столике
Казимир Петрович, худой мужчина лет сорока, с философским
спокойствием нарезал принесённые из дома солёные огурцы.