- И вы…
- Боюсь, отчасти виноват в том, что Лэрдис такая, - военный
подал руку. – Здесь очень ветрено. Вы позволите?
Кэри бросила взгляд на мужа, который, склонившись к Лэрдис,
что-то ей говорил. Позволит. Иначе она сделает что-то, за что будет
стыдно.
Разревется, к примеру.
Или вцепится этой твари в волосы.
Какое недостойное леди желание, но главное, что выполнимое… Она
заставила себя выдохнуть. И приняла руку Хальгрима. В конце концов,
ее собственный муж настолько занят, что, вероятно, и вовсе не
заметит отсутствия Кэри.
Ушла она недалеко, к разноцветным палаткам, разбитым прямо на
поле. И ветер скользил по матерчатым крышам, пробовал на прочность
стены. Палатки вздрагивали, натягивали до предела веревки, словно
собираясь взлететь. Но колышки, вбитые в землю, удерживали их на
привязи.
- Вы ведь не откажетесь от горячего шоколада? – Хальгрим
позволил себе коснуться края шляпки. – Полагаю, вы замерзли не
меньше моего.
- Не откажусь.
И да, замерзла. День был зимним, стылым. И ветер метался по
полю, скользил под ногами белой поземкой, а к полудню выползло
солнце, но теплее не стало.
…а ведь до зимы еще почти месяц.
- Прошу вас, - Хальгрим подал высокий стакан, обернутый мягкой
тканью. – Насколько я знаю, шоколад обладает удивительным свойством
поднимать женщинам настроение.
- Зачем вы…
- Чувствую свою вину.
- Передо мной?
- Перед вами, перед вашим мужем, который, сколь мне известно,
вовсе не глуп. Однажды он уже обжегся, и этого, полагаю,
хватило…
…о да, хватило, ровно настолько, чтобы держаться подальше от
Кэри, хотя она-то ничего ему не сделала! Брокк же упорно не
позволял ей приблизиться, но стоило появиться Лэрдис и…
Кэри раздраженно глотнула шоколад и закашлялась, до того горячим
был напиток.
- Осторожней, - Хальгрим подал платок. – Не спешите. А Лэрдис…
не всегда была такой.
- Зачем она… - кажется, сегодня день недоговоренностей, но Кэри
очень сложно подобрать правильные слова.
- Мстит.
- Кому?
- В основном, мне. Но и всему миру заодно, тоже.
- Но почему?
- Потому что я ее не люблю и не ревную. Это сложно объяснить,
милая девочка, но я попробую.
Издалека доносились рваные звуки марша. Оркестр старательно
играл, мешая лавочникам, старавшимся перекричать его.
Праздник.
Почти ярмарка. С неизменным кукольным театром, за грязными
занавесями которого скрывается нетрезвый кукольник. Куклы, надетые
на руки его, кланяются, корчатся, доигрывая нехитрую пьесу. И тощий
паренек в чужом, непомерно огромном пиджаке, обходит редких
зрителей с протянутой рукой.