— Ты такая холодная! — воскликнула
сестрёнка, обняв меня, когда мы оказались рядом. Присев, я
съежилась от ощущения, что опустилась на лед. Макс осторожно
подошел ближе и присел рядом, крепко прижав одну ладонь к полу. Тут
же по каменной плите потекло тепло, не сильное, но тепло.
— Как ты это делаешь? — не удержалась
я.
Макс пристально посмотрел на меня. Он
точно знал, что мы не из этих земель. Я потупилась, на глаза тут же
навернулись слезы, и к горлу подкатил ком. Как мы вернемся домой? Я
не знала ответа на этот вопрос, но мне очень хотелось оказаться там
прямо сейчас.
Макс протянул другую руку, и огонек
на полу погас, вспыхнув и забегав на его ладони. Парень, играя,
перекатывал его, как мяч.
— Как?
— Расскажи мне, — попросил он так
просто, что мне захотелось всем поделиться. Я отпила воды из
бутылки, проглатывая не пролившиеся слезы.
— Мы с Линой были на тропинке,
спускающейся к морю. От дождя дорожка стала очень скользкой. Мы
живем на побережье, в гористой местности, а склон, по которому нам
нужно было спуститься, крутой и заканчивается обрывом.
Поскользнувшись, мы покатились вниз. Должны были разбиться. Но вот
я здесь, сижу с тобой, не зная, где мы.
Рассказ получился не очень внятным, а
пояснять мне не хотелось. Я молчала, не зная, что сказать дальше. В
моем мире, скажи я о ярком свете, меня сочли бы сумасшедшей. Может,
здесь это в порядке вещей? Может, я и вправду свихнулась?
Вариант с комой тоже был вероятным. Но здесь все было таким
реальным, особенно завывающий холодный ветер и тепло, исходящее от
камней под нами. Я все еще дрожала под ледяным плащом.
Макс молча смотрел на нас, в основном
— на меня. От его пристального взгляда я мне становилось жутко:
казалось, он каждую минуту решает, стоило нас спасать или нет и
стоит ли помогать дальше. Огонек весело плясал на полу.
— Мы должны были упасть на берег, но
оказались в этом лесу — то есть в соседнем, без волков. Но точно не
там, где должны были.
— Там, где горящая собака, — сказала
Лина. Казалось, она более спокойно воспринимала происходящее. Лина
полезла в свой рюкзак и выудила оттуда пару бутербродов, которые я
соорудила для нас вечером. Пару секунд она раздумывала, как же
поделить два куска хлеба с маслом и сыром на троих, и, придя к
выводу, что Макс все же парень, протянула ему целый кусок. Он то ли
не сразу понял, что от него требуется, то ли сомневался в
съедобности предлагаемого позднего ужина.