Желания не было: в пуху он задыхался…
– Вы… вы собираетесь… ее в доме оставить? – в голосе Дайны
прорезалось… удивление?
Раздражение?
Райдо не разобрал, выпил много.
– Собираюсь, – ответил он.
– В доме?
– Ну не на конюшне же!
Розовые губки поджались. Кажется, Дайна полагала, будто на
конюшне альве будет самое место.
– Корзину возьми, – эта злость была иррациональной. На Райдо
порой накатывало, от выпитого ли, от боли, которая выматывала душу,
не суть, главное, что порой в этой самой душе поднималась волна
черной злобы.
К примеру, на Дайну. К корзине она приближается бочком, точно
младенец этот способен ее обидеть. И за ручку берет двумя
пальчиками…
– Уронишь, сама на конюшню жить пойдешь, – Райдо повернулся
спиной к экономке. Быть может, если он не будет на нее смотреть, то
злость исчезнет.
– Вы… вы несправедливы, – всхлипнула Дайна, и Райдо ощутил укол
совести.
И вправду несправедлив.
Он вообще порой редкостная скотина, но тут ничего не поделаешь –
характер. А Дайна… Дайна досталась ему с этой растреклятою
усадьбой. Супруг ее был управляющим. Кажется. Она точно говорила,
кем он был, и вздыхала, сожалея, что брак ее не продлился и год… и
еще что-то такое рассказывала.
Сейчас Дайна молчала и молчания ее хватило до второго этажа:
странно, но по лестнице Райдо поднялся без особого труда. Дверь
открыл первую попавшуюся и пинком, потому как руки было страшно от
стены оторвать.
– Вы… вы не можете оставить ее здесь, – произнесла Дайна,
поставив корзинку с младенцем на пороге.
– Почему?
– Что скажут соседи?
Райдо сбросил альву на кровать и только потом ответил:
– А какое мне, хрысь тебя задери, дело до того, что скажут
соседи? Принеси бульона. Надо эту, обморочную напоить.
– Он для вас!
– Обойдусь.
– Он холодный…
– Подогреешь, – Райдо заставил себя выдохнуть и очень тихо,
спокойно произнес: – Дайна, пожалуйста… принеси бульона.
К счастью, дальше спорить Дайна не стала.
Доктор явился незадолго до рассвета.
Сняв плащ, промокший насквозь, он передал его в руки Дайны.
– Доброй ночи, – вежливо поздоровался доктор.
С него текло.
Редкие мокрые волосы прилипли к лысине, и воротничок рубашки,
пропитавшись влагой, сделался серым, а серый костюм – и вовсе
черным. И доктор смахивал воду с лица ладонями, и волосы норовил
отжать, отчего те топорщились.
Рыжие.
Раньше Райдо не обращал внимания, что волосы у его доктора
ярко-рыжие, какого-то неестественного, морковного оттенка,
совершенно несерьезного.