И веснушки на носу.
И яркие синие глаза. Уши оттопыренные, покрасневшие от холода. И
как человек с оттопыренными ушами может что-то в медицине
понимать?
– Я вижу, вам намного лучше, – и голос у него неприятный,
высокий, режущий. От него у Райдо в ушах звенеть начинает.
Или не от голоса, но от виски? А ведь Райдо так и не нашел
бутылку… зря не нашел, глядишь, и легче было бы.
Нат держался сзади, глядя на доктора с непонятным
раздражением.
– Намного, – согласился Райдо и ущипнул себя за ухо.
Детская привычка.
Помнится, матушку она безумно раздражала, хотя ее, кажется, все
привычки Райдо безумно раздражали, но что поделать, если ему так
думается легче?
– Я рад.
Доктор держал в руках черных кофр, сам вид которого был Райдо
неприятен.
– В таком случае, быть может, вы соизволите пояснить, какое
срочное дело вынудило этого… в высшей степени приятного молодого
человека заявиться в мой дом? Вытащить меня из постели и еще
угрожать.
– Нат угрожал?
Дайна подала доктору полотенце, которым тот воспользовался,
чтобы промокнуть и лысину, и волосы.
– Представляете, заявил, что если я не соберусь, то он меня
доставит в том виде, в котором я, уж простите, пребывал…
потрясающая бесцеремонность!
– Нат раскаивается, – не слишком уверенно сказал Райдо. И доктор
величественно кивнул, принимая этакое извинение.
Нат фыркнув, отвернулся.
А сам-то вымок от макушки до пят, и что характерно, пятки эти
босые. Стоит в домашних штанах, в рубашке одной, которая ныне к
телу прилипла. Тело это тощее, по-щенячьи неуклюжее, с ребрами
торчащими, с впалым животом и чрезмерно длинными руками и ногами, с
рябой шелушащейся кожей. И надо бы сказать, чтоб переоделся, но
Райдо промолчит. Хочется Нату геройствовать, по осеннему дождю едва
ли не голышом разгуливая? Пускай. Дождь – не самое страшное… дождь,
если разобраться, вовсе ерунда.
А Дайна чаю ему заварит, с малиновым вареньем.
Все награда.
– Так что у вас случилось? – не скрывая раздражения, произнес
доктор.
И Райдо очнулся. О чем он, бестолковый пьянчужка, думает?
– Случилось. Ребенок умирает.
Рыжие брови приподнялись, выражая, должно быть, удивление. А и
вправду, откуда в этом яблоневом предсмертном раю ребенку взяться?
И Райдо велел:
– Идем.
Малышка уже не спала.
Она лежала тихонько в той же корзине, и Райдо подумалось, что
следовало бы найти для нее иное, более подходящее для младенца,
пристанище. И пеленки, чтобы белые и с кружевом, навроде тех, в
которые племянников кутали.