Умрет? Ничего. Ему тоже говорили, что он умрет. Еще тогда, на
поле… и потом, в госпитале королевском, где полосовали, вытаскивая
зеленые побеги разрыв-цветка. В королевском-то госпитале никто не
стремился быть тактичным, здраво полагая, что пользы от такта нет.
И тамошний врач, седенький, сухонький, весь какой-то мелкий, но
лишенный суетливости, честно заявил, глядя Райдо в глаза, что
шансов у него нет.
Два месяца дал.
А Райдо уже четыре протянул.
И зима скоро. Зиму он точно переживет, и значит, нахрен всех
докторов с их прогнозами.
– Простите, – доктор оскорбленно поджал губы, и щеки его
обвисли, и сам он сделался похожим на толстого карпа, каковых
приносили на матушкину кухню живыми, замотавши во влажные
полотенца. Карпы лежали на леднике, разевали пасти, и губы их
толстые были точь-в-точь такими же кривыми, некрасивыми.
А глаза – стеклянными.
Правда, свои доктор прячет за очочками, круглыми, на проволочных
дужках.
– Позвольте узнать, сколько вы сегодня выпили? – его голос
звенел от гнева, но ведь духу высказаться в лицо не хватит.
– Много, – честно ответил Райдо.
И малышку прижал к плечу.
Становилось легче. Парадоксально, то, что сидело внутри него,
никуда не исчезло. И боль не исчезла. И разрыв-цветок, который
продолжал расти, проталкивая под кожей тонкие плети побегов. Райдо
чувствовал их, но больше это не казалось таким уж важным.
Не настолько важным, чтобы напиться.
– Вы не отдаете себе отчета в том, что происходит.
– Охренеть.
– Вот именно, – доктор резким движением вбил пробку в бутыль. –
Как вы изволили выразиться, охренеть… меня вытаскивают среди ночи
из постели, угрожают…
Бутыль исчезла в кофре, который захлопнулся с резким
щелчком.
– Тащат под дождем за пару миль, а когда я пытаюсь исполнить
свой долг, то посылают в…
– В жопу, – подсказал Райдо, не из желания позлить этого,
доведенного до края, человека, но исключительно для точности
изложения.
– Именно, – доктор выпрямился. – Вы пьяны и неадекватны. А
ребенок… он уже мертв, даже если выглядит живым.
– Посмотрим.
Тельце под ладонью Райдо было очень даже живым.
– О да… ваше упрямство… оно, быть может, помогает держаться вам,
но дайте себе труда подумать, как это самое упрямство спасет вот
ее… – доктор вытянул дрожащий палец, – от крайней степени
истощения… или от переохлаждения… от бронхита, пневмонии…