Предатель!
И всё же сердце кольнуло недозволенной жалостью.
«Тряпка, — сказал сам себе Пятый, — и как ты только до своей
должности дослужился?»
Как, как — никогда не позволял эмоциям взять верх над разумом.
Просто сейчас всё слишком похоже, он словно вернулся на двадцать
лет назад. Но былого не воротишь, мёртвых не вернёшь, и он сам
давно уже не ребёнок.
А может, это и не тот эльф? Просто похож. Может же быть такое?
Ведь все эльфы похожи. А тот — должен он был измениться за эти
годы… ну хоть немного?
Пятый потряс эльфа за плечи. Голова беспомощно мотнулась, он
застонал, но в себя не пришёл. Это он по башке слишком сильно
получил, или так действуют браслеты? Скорее второе — если Пятому
было в них не по себе, то как приходится существу, всю суть
которого составляет магия. И снять браслеты нельзя по этой же
причине, исчезнет же, просочится как дым меж пальцев — эльфы это
умеют.
Пятый коснулся щеки пленника, делясь с ним энергией. Тот задышал
быстрее, как после бега, и вдруг распахнул глаза. Последняя
трусливая надежда на ошибку пискнула и сдохла в муках. Глаза были
его, того самого эльфа из детства. Огромные и ярко-зёлёные. Слишком
яркие для бледной кожи и светлых, почти бесцветных, волос. От их
взгляда невозможно оторваться, и смотрит эльф пристально, в самую
душу, словно это и не он только что валялся без сознания.
Могущественный имперский маг замер под этим взглядом как кролик
перед удавом. Эльф смотрел долго, хмурился, словно искал что-то.
Наконец, улыбнулся одними уголками губ, не сказал даже, а
прошелестел еле слышно:
— Райс. Ты всё ещё здесь. Вернись, пожалуйста.
Пятый резко отдёрнул руку, которой всё ещё касался его щеки, и
глаза эльфа закатились, он снова потерял сознание.
— Крот! — крикнул Пятый, пытаясь унять бешено бьющееся сердце. —
Кто-нибудь, сюда.
— Заберите его, — кивнул на пленника двоим заглянувшим в карету
магам. — Глаз с него не спускайте, это тот, кого мы искали.
— Есть, командир, — маги выволокли эльфа наружу, если они и
удивились, откуда он тут взялся, то виду не подали — субординация
не позволяла.
Пятый тяжело опустился на освободившееся сиденье, закрыл лицо
руками. Дети зашуршали в своём углу, и Пятый убрал руки,
рявкнул:
— Спать ложитесь!
Потушил огонёк и сам завалился на боковую, до утра было ещё
далеко.