– Бамг! – грохнул вдруг откуда-то с неба оглушительный гром. У
меня заложило уши, и на секунду я забыл о том, где нахожусь и что
происходит. Только мгновение спустя, когда я увидел черное облако,
взметнувшееся над монастырской стеной, до меня дошло: это был залп
из мушкетов! Первый ряд наступающей нежити проредило словно
гигантскими граблями, его остатки с громким шипением попятились
назад.
Вслед за этим раздался громкий скрип: тяжелые дубовые ворота
монастыря медленно открывались. Раздались голоса – на помощь спешит
не меньше десятка людей. Вскоре они появились из-за поворота:
бородатые, вооруженные палашами и пистолетами.
Новый залп со стены хлестнул по наступающей нежити огромным
кнутом, и она начала нехотя отходить вниз по склону.
– Скорее, сюда! – крикнул рослый детина в шлеме-морионе и с
сержантскими нашивками. – А то они опять попрут!
Не помня себя, мы бросились по склону вверх. Пару раз я
споткнулся – ноги отказывались слушаться, дрожа и подгибаясь.
Вбежав в ворота, куда перед этим мушкетеры ввели пойманных
перепуганных скакунов, я прислонился к белой монастырской стене и
закрыл глаза.
Словно сквозь сон доносился до меня гулкий бас сержанта,
говорившего с Максом:
– А мы ведь, было, ворота-то открывать не хотели, – объяснял он,
явно не задумываясь о том, какой эффект могут произвести его слова.
– Его благородие, господин лейтенант запретили: опасно, вдруг твари
прорвутся. Но как увидели, что вы своего защищать бросились,
пришлось открыть. Его преподобие настоял. Говорит: грех большой не
помочь людям, кои за други своя встали. Вот оно, значит, что.
***
Его преподобие отец Келлер, настоятель Клугстерского монастыря,
был низкорослым полноватым человечком с редкими рыжеватыми кудрями
и такого же цвета короткой бороденкой. Ходил он, забавно
переваливаясь с ноги на ногу, и едва поспевал за длинным, как
жердь, лейтенантом Хорном.
– Вот такое несчастье нас поразило, ваше инородие, сами видите,
– проговорил он, указав куда-то в сторону. Мы брели по узкому
коридору среди каменных стен, украшенных мозаичными панно. Впрочем,
украшения эти были весьма так себе: чувствовалась рука
доморощенного художника-любителя. Плохо подобранные кусочки смальты
делали лица мучеников порой комично-нескладными, а пейзажи за их
спинами – совсем уж условными. Понять, изображен ли святой на фоне
горы или замка было, подчас, трудновато.