Я поблагодарил его и опасливо отпил.
Внутри оказалось вино – кажется, яблочное и остро пахнущее какой-то
неизвестной мне специей, отдаленно похожей на анис. Я отпил пару
глотков и протянул бутылку Винсу. Караванщик скривился – видимо,
слуг он считал недостойными этого напитка – но возражать не
стал.
– Куда путь держите? – спросил он, с
кряхтением усаживаясь у костра и протягивая к нему бледные руки с
тонкими длинными пальцами.
– В Брукмер, – ответил я. – На
ярмарку.
– Добытое в лесу, стало быть,
сбывать? Хорошее дело. Да и прикупить бы вам чего не мешало.
Ружьишко-то у вас, гляжу, неважное, и с крестьянским топором
ходите.
–- Может, посоветуете, у кого
экипироваться? – спросил я.
– Отчего нет? Старый Тийен, мой друг,
торгует возле хлебного рынка. Скажите ему, что вы от меня – он вам
обязательно сделает скидку.
– Благодарю, – ответил я. – А что, в
самом деле, на дорогах сейчас опасно?
– О, а когда не было? – всплеснул
руками Бажан. – Во-первых, орденские недобитки то и дело устраивают
вылазки. Во-вторых, баронские дружинники так и норовят остановить
обоз и обложить незаконной податью. Королевский указ о свободе
торговли для этих медведей пустой звук. На все у них один ответ:
король далеко, а мы – вот они, так что гони монету. Наконец, есть и
просто разбойники. Хотя и все прочие – тоже разбойники, откровенно
говоря.
Караванщик махнул рукой и сделал еще
один лоток из бутылки, принятой у Винса, перед этим протерев ее
горлышко рукавом.
– Да… дела, в общем, скверные в
Карнарских землях… – произнес он, словно говоря сам с собой. –
Торговля хиреет, спроса на кожу нет, казначейство портит монету,
чернолесская нежить то и дело выходит прямо на тракт, наемники за
сопровождение дерут втридорога. Похоже на то, что Мученики совсем
оставили эту землю. Все девять.
– Между прочим, наш патер говорил, –
встрял вдруг Винс, – что вера, будто Мучеников не восемь, а
сколько-то еще – есть ересь.
– Ты бы, парень, не учил старших, –
раздраженно произнес Бажан. – Тоже мне, богослов выискался. Тебя,
поди, еще и на свете не было, когда брат Луциан у нас в Ансо
проповедовал. А я помню! Я его сам видел, своими глазами! И как он
моровое поветрие остановил, помню, и как войну прекратил между Ансо
и Карнарой. Я тогда мальчишкой был, навроде тебя, но помню, как
отец радовался: он тогда обоз готовился отправить с шелками из
Ансо, почти все деньги вложил – а тут война. Кому во время войны
шелка продашь? Да и не довезешь: ограбят или конфискуют. А Луциан
два месяца из Карнары в Ансо и обратно носился – и уговорил-таки
короля с великим канцлером примириться. Великий был человек,
великий. Не иначе сам Создатель его к себе призвал, как и Восьмерых
до него!