«Все-таки стоит побриться, – думаю я. – Как-нибудь. На
днях»…
Мы молча завтракаем, сидя напротив друг друга за маленьким
обеденным столиком у стены. Я вяло пережевываю омлет, а Янка – пьет
кофе, одновременно рассматривая себя в зеркальце и красясь.
Вспоминаю наше знакомство. Случилось это в Игре, когда я, скучая
в ожидании рейда, летал на своем огненном фениксе по Калимдору и
увидел, что в локальном чате просит о помощи жрица невысокого
уровня с ником «Хильяна». Маленькую жрицу обижал плохой ордынский
ганкер[8]. Пришлось вмешаться и выручить, после чего она внесла
меня в список друзей. Следующие пару месяцев я помогал ей с
прокачкой персонажа, мы стали общаться в голосовом чате, пока не
выяснили, что живем в одном городе. Я пригласил ее в наш клан, и на
очередной клановой попойке мы познакомились в реале…
– Тебе что, нравятся блондинки? – нарушает тишину
Яна.
Я мешкаю с ответом. Блондинки мне нравятся. Но так же мне
нравятся брюнетки, шатенки и рыжие. В студенчестве я был влюблен в
девушку с синими волосами, и когда она обрилась наголо, любил ее не
меньше.
Родной цвет волос Яны – каштановый, но в данный момент она
жгучая брюнетка.
– Мне не важен цвет волос. И не важно, кто мне нравится!
Последние… э-э-э… четыре года я люблю только тебя.
Сам понимаю, насколько неестественно это прозвучало. Яна
недоверчиво хмыкает:
– Ну да, как же. А в книге ты пишешь о блондинке. Хорошо
хоть помнишь, сколько мы вместе!
Я давлюсь только что откушенным куском бутерброда с сыром и
колбасой. Действительно, в книге главный герой влюбляется в
блондинку. Но то главный герой, а тут – я. Откашлявшись, прожевав и
проглотив, отвечаю:
– Это не я так считаю. Это главный герой.
– Гер-р-рой – штаны с дырой, – тянет она.
Недокрашенный глаз придает ей черты Двуликого, бывшего окружного
прокурора Готэм-сити. С ее носка слетает тапок – нервничая, она
всегда раскачивает ногу.
– Герой книги, ты же понимаешь? Просто я пишу от первого
лица, мне так удобнее.
– Врешь ты все, Панфилов. Я тебя насквозь вижу, вон уже
краснеешь, и рука дрожит.
Рука дрожит не поэтому, это тремор с похмелья, но она права.
Вру.
– Ладно, пейсатель, – она намеренно искажает
слово, – мне пора на работу.
Обдает меня приторно-возбуждающим шлейфом духов, чмокает в губы
и уходит.
Хлопает дверь.
Я смотрю на бутерброд в руке. Есть совершенно не хочется.
Хочется спать.