Тут и конюшие, и служивые с бердышами важно прохаживается. И
барыни в шубках одна перед другою красуются, ведут беседу
неспешную, и бояре в высоких каракульчовых шапках стоять, истуканы
истуканами. А промеж них суетится дворня. Кто с подносом, кто с
коробом. С кувшинами запотевшими, со стаканами аль полотенчиками… и
скачут помеж возков карлы шутейные, кривляются всячески.
- Это же ж…
- Бояре, - сказал мужичок да на землю сплюнул. – Только и им в
Акадэмию ходу нет, а ты, девка, иди… и пусть Божиня за тобою
приглядит…
Вышло все так, как мужичок и говорил.
Я ухватила того самого парня, в черном кафтанчике, и сказала,
что, дескать, в Акадэмию, он только кивнул да вздохнул тяжко,
видать, крепко умаялся.
- За мной, - велел он и пошел к воротам. И главное, что так
ловко, угрем скользил меж людями, что я едва-едва поспевала.
Меня-то пропускать не торопилися. Напротив, норовили то дорогу
заступить, то локотком острым ткнуть, то прошипеть чего недоброго
во след.
Провел парень меня через калиточку и, махнув рукой на желтую
дорожку, велел:
- Иди прямо. Никуда не сворачивай. Там и выйдешь к Главному
зданию.
Я и пошла.
Не особо спешила-то, потому как прелюбопытно мне было поглазеть.
Там-то еще не ведомо, как оно сложится-сойдется, вдруг да выпадет
домой возвертаться. И станут меня спрашивать, что про столицу, что
про Акадэмию. Так и чего сказать будет?
Шла… дорожка пряменькая.
Чистенькая.
Слева травка растет. И справа тоже… зелененькая, нарядная…
пригляделась – клевер один. Хорошее сено вышло бы, да только не
заметно было, чтоб туточки косили. Кусты еще заприметила дивные,
что и не кусты будто бы, а конь вот зеленый стоит… или змей
преогромный протянулся… попервости даже испужалась, а после поняла,
что стригли их этак, хитро.
Были тут и деревца, да какие-то махонькие, будто бы заморенные,
и камушками вокруг еще обложенные… и сами каменья из земли торчали,
то там, то тут, зубами гнилыми, мхом заросшими.
Так и дошла.
Что сказать, строения была огроменной.
Длинная, что общинный коровник, только и высокая. По краям –
четыре башенки красных, а из крыши еще одна подымается. И на ней
уже блестят на солнышке часы преогромные. Я так и стала, этакой
красой любуясь. Вместо цифирей на том циферблате звери дивные,
каковые, должно быть, на краю земли только и водятся, а стрелки
узорчатые, кружевные будто бы. И самая тоненькая знай, скользит по
циферблату, скачет от зверя к зверю, время отсчитывает.