…а бабка сказывала, будто бы азарское племя не Божиней сотворено
было, но от демонов, Огненной речкой рожденных, пошло. Оттого,
сколь бы ни минуло времени, да жив тот огонь в крови, жжет
человека, мучит душу…
- Доброго дня, Арей… - сказала я тихо и за руку тронула.
Он аж вздрогнул. Повернулся ко мне.
Усмехнулся кривовато.
- И тебе, Зослава, доброго…
- Не будешь ли ты столь ласкав, помочь мне? А то я вовсе
потерялася…
Отпускало его.
И огонь, который я чуяла, уходил, прятался.
- Идем… вот смотри, все просто… берешь поднос, идешь к раздаче.
Там ставишь, чего и сколько хочешь…
Сам он ставил тарелку за тарелкой.
- Не стесняйся. Тут готовят на всех, да только столуется едва ли
не треть. Прочие предпочитают или на дому, или из рестораций обеды
заказывать.
- А ты?
- А я не прочие.
Усмехнулся уже широко, клыки показав. От теперь-то я и поверила,
что он азарин на половину, хотя прежде азар вживую не видела.
- Извини… напугал?
- Да нет. У меня и поболей будут… - я сама оскалилась. И пусть
бы дедовой крови не достанет, чтоб полный оборот совершить, да
только мне оно и без надобности. Мне и среди людей неплохо живется.
От улыбки моей Арей не отшатнулся… а незнаемые со мною парни
шарахалися, когда я, шуткуючи, клыки показывала…
- Ты…
- Из берендеев, - подсказала. – Дед был…
- Никогда живого берендея не видел.
- А я азарина.
Не обиделся, хмыкнул только:
- Я наполовину азарин.
- А я берендей и вовсе на четвертушку …
- Садись, четвертушка, - велел он, указавши на столик. – И
завтракай…
- А ты…
Замялся, но сказал все ж:
- Пойду я… не надобно тебе со мною разговаривать.
- Отчего же?
Я нахмурилась: непривычная она в одиночестве трапезничать, этак
и кусок в горло не пойдет.
- Или я нехороша?
- Скорее уж я нехорош, - Арей огляделся и все ж присел.
- Из-за того, что азарин… наполовину?
Оно и верно, азар никогда-то не любили, а опосля той войны,
когда, как сказывали, полегло их, что колос под серпом острым, да
только и наших не меньше, и вовсе возненавидели люто.
Слыхала я, как калики перехожие сказывали о той бойке, что
длилася три дня, три ночи, да еще полдня. И про то, что от воронья,
на мертвяков слетевшегося, небо стало черным-черно, а волчий вой
разносился по-над полем, и кто слышал его, тот глох. Про стрелы,
которые в землю воткнутые, прорастали, до того земля эта кровью
напоенная была, про копья, что становились кустами аль деревами,
про то, как девка одна ходила от мертвяка к мертвяку, все кликала
суженого, спрашивала у каждого, не видал ли. И капельку крови на
требу клала, пока крови этой вовсе не осталось, но и тогда искать
она не прекратила.