Случалось, и убегает.
Да только за беглыми охотятся, магов нанимают, потому как на
каждом клейме – печать особая, и эту печать ни ножом срезать, ни
огнем свести. Одного взгляда человеку сведущему хватит, чтоб
распознать беглого раба, а где распознают, там и возьмут.
В колодки закуют.
И отошлют хозяину с поклоном, тот сам уж наказание выберет. А
коль случается, что, побег учиняя, раб на хозяина руку поднял,
тут-то супротив него и суд царский, и правда.
И казнь.
Снимут шкуру с живого, кишки выпустят, а после, не дав умереть,
и сунут в котел с кипящим маслом…
- Могу уйти, - тихо сказал Арей и взгляд отвел.
Вот оно как… может, ему бы и простили то, что он наполовину
азарин, но вот того, что раб беглый… его, небось, и за человека тут
не считают.
Брезгуют.
И ненавидят, потому как нету в Акадэмии рабов… равны все…
- Если сам того желаешь, - я разломила хлеб пополам. – Дед мой
сказывал, что Божиня всем своим детям волю дала, а остальное уже
люди придумали…
- Божиня на небе. А люди рядом.
Он не встал.
И половинку хлеба принял.
- Спасибо, Зослава…
Он сам заговорил, я не стала бы вопросами пытать, не полезла б в
больную душу. Да только и Арей, видать, устал от молчания.
- Матушка моя, Ирчадай из рода Белой Искры, была дочерью
Энунг-авара, любимой, балованной. Ни в чем не знала она отказа, и
оттого верила, будто бы мир добр, и все люди в нем добры.
Его щека дернулась.
А глаза вновь потемнели, что небо грозовое.
- Когда встретила она моего отца, то полюбила его с первого
взгляда. Он был полонянином… Энунг-авар ранил его в стычке, но не
убил. В дом свой привез. Доктора личного приставил, шаманов. Он
велел отцу письмо писать о выкупе. Так многие делали, и пусть бы
много золота стоила бы свобода, но видит Божиня, получил бы он
ее.
Тих был его голос, и мне приходилось наклоняться, чтобы не
упустить ни словечка. А сказ Арея был куда интересней, нежели все
истории, доселе слышанные.
- Матушка же моя была птичкой редкой… так он сам говаривал… и
смеялся, что птичку доверчивость сгубила. Сказал он ей, что
никогда-то Энунг-авар не выпустит пленника, и уж тем паче не отдаст
за него свою дочь. Бежать подговорил. Многое она могла,
Ирчадай-легконогая, Ирчадай-смелая. И сама-то из дому вывела, и
лошадей приготовила быстрых, таких, которые от ветра рождены да
степью вскормленны. Взяла с собой золота, чтоб погоню со следа
сбить. Думала, будет ей счастье на той стороне… он ведь обещал
жениться.