Ох и повело… закружило… где ж это видано, чтоб девке честной
первача совали? А этот гад еще и оправдывается, мол, хотел как
лучше, и не первач сие, а едино настойка, на травах семнадцати
настоенная, словом крепким заговоренная.
Я ее тож, как отдышалась, заговорила.
Словом.
Крепким.
После-то стыдно было, поелику не пристало девке этаких слов
знать, да тогда…
…тогда не наука в голове моей была. И верно Еська подметил, что
и ныне не об том я думаю.
Села я рядышком.
Дурное сие дело – на камнях сидеть, да только все лучше, чем
грязь. Так и сидели. Пялилися под ноги.
- Тогда теория была. Исключительно, - Еська первым заговорил. И
из кармана монетку достал, медную, крохотную, о шестех гранях и
дырочке. У кого и когда стянул? Сие мне не ведомо. Нет, может
статься, что монету он честным путем выменял аль на рынке сама в
руки упала, да вот сам давече каялся, что натуру егоную горбатую и
могилою не исправить.
И сидит, монетку с пальца на палец перебрасывает.
Быстренько.
Ловко.
Пальцы-то у него, даром, что порченые, а все одно ловки, едва ль
узлами не вяжутся. А может, и вяжутся, кто знает… и дальше сидим.
Он с монеткою забавляется, я… я думаю.
Я ж не дура, как иные полагают.
Просто… муторно.
И не месяц-слезогон тому виною, хотя и недаром так прозванный.
Когда серо да сыро, то и со спокойным сердцем жизнь не в радость, а
ежель на сердце этом раздрай, то и…
Надобно, верно, с самого начала сказывать, да только где тое
начало?
На болотах ли осталось?
В лесах заклятых, куда нас Фрол Аксютович вывозил для
следственного, как сказано было, эксперименту. Чтоб показывали мы,
где стояли да чего творили. Да только леса, даром, что вековые и
дремотные, но прибралися. Снегом свежим раны затянули, кровушку
пролитую присыпали. Мертвяков, тех еще раньше в некромантический
корпус доставили, да, мнится, толку с того было мало. Лихие люди.
Разбойные.
Так сказано было.
И нам велено оного слова держаться, а буде кто выспрашивать, так
о том сообщить немедля.
Нет, не в лесах дело. Не в болоте, таком смирнехоньком да
нарядном. Разлеглося оно, укрылося снежной рухлядью. И сияет та на
солнышке каменьями самоцветными, глаза слепит. Поди, пойми, тут я
стояла аль на два шажочка в сторону. И если в сторону, то в
какую?
И чего творил Лойко.
И чего говорил Ильюшка… и сам ли Арей навстречу подгорное твари
шагнул, аль велено ему было… и отчего не побоялся… и мы…