- Просто заговорилась… - голос Архипа Полуэктовича прозвучал над
самым ухом.
- Или…
- Погоди судить. Может, оно и вправду случайно все вышло.
Марьяна…
- Стерва.
- Не без этого.
- Она никогда прежде ко мне не приходила! Если нужно чего, то
девок своих отправляла, а тут сама… и про Любаньку… мне следовало
бы сообразить, что это не случайно… какое ей до Любаньки дело, но
она… сказала, что у нее есть одна мысль… и надо бы попробовать… и
может, Любаньке легче станет… и… я…
- И ты не смогла отказаться от шанса.
- Да.
- Люци…
- Да идите вы оба! С вашим сочувствием, с вашими советами… не
нуждаюсь… и в идеях ваших… знаешь, за что я их… всех, кто простого
звания… за то, что притворяются… магиками притворяются, целителями…
и им верят! Всем верят! Как же, царева грамота… а за этой грамотой
– пшик! Пустота! Если б Светозара тогда… если бы был целитель,
который и вправду исцелять мог, а не та недоучка… и она осталась бы
жива, и Любанька… а ты говоришь, благо… засунь себе это благо,
Фролушка, знаешь куда…
Кровь капала на затасканные брюки.
- Когда я вижу таких вот девок… тупые коровы с амбициями… они ж
не понимают даже, что тупы и ленивы. Нет. Они уверяются, будто бы
отныне самой Божине правая рука. И другие им тоже верят. Такие, как
Светозара… а потом… потом выходит… что выходит, то и выходит. И мы
в этом виноваты! Ты, Фролушка… и ты, Архип, не надо морщится…
думаешь, защитник, который только и способен, что с крысой
управиться, чем-то лучше целителя-недоучки? И я тоже, если учу…
пытаюсь… но это все…
Елисей дернул головой и начал заваливаться на бок. Упасть ему не
позволили, подхватили на руки, уложили на спину.
Еська сел на ноги, а Егор с Евстигнеем плечи братовы к полу
прижали. Ерема голову на бок вывернул. Едва успели, как тело
Елисеево вновь дернулось, губы приоткрылись и изо рта донеслось
злое шипение. Елисей задергался, задрожал и выгнулся дугою.
- Тише, Лис, тише… - Ерема держал голову крепко, и говорил тихо,
да я слышала. – Скоро уже… потерпи…
Я же… я видела людей, больных падучей. Иные мыслили их
проклятыми, а бабка твердила, что падучая – та же болячка, коию
лечить надобно, да никто не придумал как.
Елисей бился.
Изгибался.
Рычал. И глаза его раскрытые наливались кровью. Губы сделались
синими, а на лбу проступили жилы, отчего сделался он похож не на
человека, на зверя-перевертня, который обратиться силится, да никак
не может.