Богатый прибрежный Крюстер и вовсе решил, что не желает
участвовать во всей этой вакханалии, и объявил себя вольной
республикой во главе с Конференцией двенадцати негоциантов, и его
светлости пришлось это проглотить.
Кончилось тем, что регент оказался перед неприятной дилеммой: из
многочисленных бунтовщиков кому-то нужно было пойти навстречу,
узаконить их права и их руками покарать остальных. Выбор его пал на
иеремитов, как на самых отчаянных. Но прямо признать иеремитов
после всего, что они натворили, было нельзя – это оттолкнуло бы
всех остальных в маркграфстве. Регент поступил хитрее: учредил
Орден василиска – чтобы, дескать, враги королевства обращались в
камень при виде его адептов. В этот-то орден он и набрал тех из
иеремитов, кто согласился «смиренно покаяться за прошлые
прегрешения». То есть, всех, у кого хватило ума понять свою
выгоду.
Магистром Ордена был назначен еще один регентский родственник,
капитул составили частично из столичных вельмож, частично из
иеремитских вождей, а в лен ему пожаловали все земли прежнего
Брукмерского маркграфства.
В них-то мы и въехали через несколько дней пути. Заметить это
было несложно – почти сразу же вдоль дороги стали попадаться
пожарища и наскоро сбитые виселицы. Сопровождающие мои повеселели и
немного сбавили темп – они теперь были на своей земле и могли не
опасаться нападения.
Из разговоров солдат между собой я узнал, что пленитель мой –
барон Аркрис, знаменитый орденский охотник за головами, выходец и
иеремитских разбойников. Кнехты отзывались о нем с уважением, к
которому примешивалась заметная доля страха, как о суровом, о
справедливом командире, известном сорвиголове. Впрочем, истории о
его похождениях я слушал вполуха: было тошно, и чем дальше, тем
глубже я погружался в пучину апатии.
Окружающий пейзаж весьма располагал к тому, чтобы закрыть глаза
и разобраться с тем, что творится в моей собственной душе.
Несколько дней, проведенные в оковах, примирили меня с неизбежным.
Теперь оставалось только подвести итоги моего краткого пребывания в
этом мире.
Следовало признать: последние два года я только и делал, что
бежал от самого себя и от своего прошлого. Я бродил из деревни в
деревню, пил по трактирам, иногда даже волочился за девицами: все
это только для того, чтобы сделать вид, что все в моей жизни идет
нормально. Но это было совсем не так: я страстно желал вырваться из
этого проклятого мира, сделавшего меня убийцей и беглецом,
подарившим мне Киру и тут же забравшим ее у меня. Я глушил свою
боль: вином, скитаниями, приключениями, и вот теперь, перед самым
концом, она снова вылезла из глубин моей души и стала меня
пожирать.