Егоров растерянно поднял глаза на
Мишку. Тот слегка улыбался кончиками губ, не отрываясь глядя на
него. Полковник посмотрел долгим взглядом в пугавшие его своей
засасывающей глубиной Мишкины глаза. Смотрел до тех пор, пока
парень не закрыл их, прерывая зрительный контакт с полковником.
– Не надо, Павел Константинович, –
просительно произнес мальчишка вслух, посылая полковнику свои
ощущения от зрительного контакта с ним. Егоров вздрогнул и
побледнел, наконец поняв, как Мишке тяжело сейчас, и в каком диком
напряжении он находится каждую секунду, каждое мгновение, удерживая
в себе рвавшееся наружу нечто.
– А в городе… Там тебе не страшно? –
мысленно спросил Егоров.
– Там вокруг много людей. Если станет
совсем тяжко, могу полечить кого-нибудь. В автобусе, например – в
давке никто ничего не заметит и не поймет, – также мысленно ответил
ему Мишка.
– Хорошо, Миша, – медленно кивнул
Егоров. – Но на выходные мы ждем тебя дома. Ты понял?
– Спасибо, Павел Константинович, –
облегченно выдохнул Мишка и искренне, широко улыбнулся. – Я буду
очень рад вернуться домой!
На заводе его прикрепили к крупному,
мрачному молчаливому мужику с деревяшкой вместо ноги по фамилии
Климов. Указав Мишке его станок, Климов, не утруждая себя
знакомством с учеником, показал ему, как тот работает, и в двух
словах объяснив пару простейших операций, отошел к своему рабочему
месту. Поняв, что наставник не собирается тратить на него свое
время, Мишка вздохнул и попытался повторить то, что тот показал
ему. Испортив штук десять заготовок, он наконец сообразил, что и
как нужно делать. Дело пошло поживее. Но все равно слишком медленно
– пока Мишка возился с одной деталью, его наставник успевал сделать
штук пятнадцать – двадцать. Подошедший к нему в разгар рабочей
смены бригадир только головой покачал и, обложив неумеху
трехэтажным матом, отогнал Мишку от станка. Сопровождая свои
действия отборными комментариями, он разобрал рабочее место, ногами
расшвыряв кучи металлической стружки, ветоши, пустых емкостей
из-под масла и солидола и еще Бог знает чего, установил под рабочей
частью станка пустой ящик для сбора металлической стружки,
расставив заготовки так, чтобы их было удобно брать во время
работы, и, подготовив рабочее место, подозвал парня.
– Гляди, тля, как надобно-то, да
запоминай, дубина ты стоеросовая, – объяснял он Мишке, смотревшему
на него совершенно ошарашенным взглядом. – Стоишь неправильно,
болванки хрен знает где, шагать не можешь… Еще раз разведешь такой
же бардак возле станка – уволю к хренам собачьим! Короче, берешь
вот эту хреновину, одеваешь сюда, потом толкаешь ее, чтоб зажало, –
медленно показывал он Мишке, что от того требуется. – Потом
опускаешь эту херовину и срезаешь отсюда все лишнее. Испортишь мне
заготовки – вычту из зарплаты. Все понял? – поднял он глаза на
стоявшего подле него парня.