– На фронте при бомбежке и накрыло, –
слабо улыбнулся ей с трудом стоявший на ногах Мишка, обозревая
чисто выметенный ветром круг диаметром метров шесть, в котором они
и находились с дворничихой. За пределами этого круга все было
усыпано сорванной с деревьев последней листвой и ветками, и даже
одно дерево неподалеку от них было вывернуто неведомой силой с
корнями и буквально отброшено на пару метров от бывшего места
обитания. – Теть… А чего тут было-то?
– Ох, милок… А кто его знает-то? –
опершись на метлу, проворчала та, с тоской глядя на предстоявший ей
объем работ. – Сперва-то дождь ливанул как из ведра, и, почитай,
почти сразу прекратился. Минут пять – и небо очистилось, звездочки
показались. Я-то возле окна стояла. Спать ложилась, услышала дождь
да подошла поглядеть, сильный ли. Поглядела… Покуда до окна дошла –
дождя уж не стало, гляжу – а тучи будто крутит кто, и те быстро так
в разные стороны расходятся, а за ними небо чистое-чистое. А вот
ветра-то не было, ни, – покачала она головой. – Чего это с деревом
так, не пойму я… Да и тут – вон словно буря какая была, а тута,
гляди, чистенько все, словно выметено. Ты-то ничего не видал? – с
надеждой взглянула она на поеживавшегося в мокрой одежде парня.
– Не, теть… Я, видать, раньше упал.
Даже дождя-то не видел, хоть и промок вон весь, – пробормотал
Мишка, пряча глаза. «Повезло, что это вырвалось вот так, и вроде
никто, кроме того дерева, и не пострадал», – промелькнуло у него в
голове. – Теть, пойду я, дома прилягу, а то чегой-то плохо мне, –
проговорил он, по-прежнему не поднимая на собеседницу глаз.
– Ступай, милок, ступай, да
переоденься, не то простынешь напрочь в мокром-то… – закивала
головой тетка. – Ты б в больницу, что ль, сходил, а?
– Схожу… Завтра обязательно схожу, –
послушно кивнул он тетке и поплелся домой.
– Дойдешь сам-то, аль проводить? –
донесся в спину заботливый голос.
– Дойду, – отозвался Мишка. – Я
потихоньку, теть…
Дорога до дома оказалась долгой.
Мишка то и дело присаживался на встречавшиеся ему годные для этого
поверхности, чтобы перевести дух. Сил не было совершенно. Он был
абсолютно опустошен, выпит до дна. Больше всего ему сейчас хотелось
вот прямо здесь свернуться в клубочек и уснуть. Но нельзя. И,
превозмогая буквально валившую его с ног слабость, Мишка только
колоссальным усилием воли переставлял заплетавшиеся от слабости
ноги. Добредя до общежития, он с трудом поднялся в свою комнату и
кулем рухнул на кровать.