…Упругий кулак холодной воды ударил в лицо, рассыпаясь колючими
брызгами по коже… Так, оказывается, я ещё и совершенно голый! Ну
да, правильно, зачем одежду-то портить?
Скрученные грубой верёвкой запястья были вздёрнуты куда-то
вверх, за голову. Плечи — на грани вывиха. Пальцы ног с трудом
касаются утоптанной земли. Ну а щиколотки-то вы зачем спутывали? Я
что, лошадь? Да куда я могу деться, если вишу на связанных руках в
воротах чьего-то дома… Наверное, обиженная супружеская пара именно
здесь и обитает. Хороший дом, добротный…
— А, мерзавец, очнулся, наконец! — А это, видимо, мой главный
обвинитель. Он же — судья. И не удивлюсь, если буду лишён жизни его
же руками…
Я предпочёл не отвечать. Не потому, что мне нечего было сказать.
Отнюдь. Просто озверелой толпе невозможно что-либо объяснить. А
толпа, собравшаяся на улице, была именно такой. Озверелой. Даже
дети смотрели на меня с неумелой яростью. Ох, не пускал бы я детей
на такие представления… Ни к чему это — с детства приучать к
жестокости. Мир и так достаточно плох, чтобы так рано узнавать
самые неприглядные его стороны… Ох, и задал бы я вам трёпку,
селяне! Хотя бы за то, что вы приволокли детей смотреть на казнь. В
том, что казнь состоится, я не сомневался. Во-первых, они формально
имеют на это право, поскольку я заклеймён. Во-вторых, они полагают
себя потерпевшими — ещё бы, женщина в обмороке! Ну а в-третьих… Кто
же откажется от дармового развлечения, когда до ближайшего
праздника — целый месяц…
Староста (насколько я понял из обличающей речи, напуганная мной
селянка приходилась ему дочерью), надувшийся от важности, как
индюк, гордо сообщил собравшимся о том, что выполняет свой долг,
избавляя народ от грязного отребья в моём лице. Собственно, я его
не слушал, поскольку ситуация не располагала к потере времени на
ерунду. Мысленно отсчитывая мгновения, оставшиеся до «счастливого и
окончательного избавления от превратностей судьбы», я просматривал
приходно-расходные книги своей жизни. Итак, есть ли у меня
незаконченные дела? Пожалуй, что есть. Но они могут обойтись и без
моего участия… Гномка никогда меня не найдёт — обидно, конечно, но
такова жизнь. Бэру и Мэтти я ничего не должен. Доктор вообще в счёт
не идёт. Принц… Всё равно я не могу ему ничем помочь — о чём же
жалеть? Единственное, что меня слегка коробило, так это тень вины
перед Мастером. А ведь ты потеряешь свои деньги ни за что… Но,
можно сказать, сам виноват: незачем было отпускать меня под пригляд
вечно занятого неотложными делами лекаря… Так что я чист перед
богами и перед людьми и смело могу перешагнуть Порог — у Вечной
Странницы не будет ко мне никаких претензий. Нужно постараться
выровнять дыхание и расслабиться, пока есть такая возможность.
Да-а-а, легко сказать — расслабиться! А вот как это сделать на
практике? Мне больно уже сейчас от напряжения в растянутом теле,
что же будет, когда эти простодушные, но весьма свирепые люди
начнут экзекуцию? Да и как они собираются меня казнить? О, что-то
мысли потекли совсем не в том направлении, которое способствует
оптимизму… Что, Джерон, страшно? Э-э-э… пожалуй, да. Но боюсь я
совсем не смерти. Точнее, не только её. Страшно уходить, не
оставляя След. Хотя бы в чьей-то душе… Если бы я был уверен, что
кто-то спустя годы будет вспоминать меня — пусть даже ругая — я бы
рассмеялся в лицо своему палачу, а так… Нет, только не плакать! А
нос уже предательски шмыгает… Я поднял лицо к небу в надежде, что
жаркое солнце успеет высушить намечающиеся слёзы до того, как их
кто-нибудь заметит. Я не хочу казаться слабым — мне достаточно
ощущения, что именно такой я и есть — пусть все вокруг считают, что
я холоден, как лёд, и спокоен, как камень… Впрочем, это сравнение
неудачное — в ином камне куда больше страсти, чем во мне…