Летнее небо такое глубокое, что взгляд, устремившись ввысь,
может утонуть в тёмно-синем океане, по которому лениво скользят
белые громады облаков и лёгкие тени птиц. В канун Праздника
Середины Лета ты станешь ещё ярче, ещё прекраснее, но я больше не
смогу тонуть в твоих бездонных глазах… Как странно: я не люблю
синий цвет, но обожаю смотреть на небо. Магрит называла это
Парадоксом Упрямого Разума. Интересно, что она имела в виду? Ответа
я не узнаю. Да и к чему мне ответ, если я не могу задать вопрос?
Крохотная точка в центре лазурного шатра. Птица? Скорее всего.
Только птицы могут чувствовать себя так беззаботно и счастливо,
качаясь в ладонях Владычицы Ветров… Наверное, я должен обратиться к
богам? Но я не помню ни одной молитвы, и это терзает меня сильнее,
чем предчувствие Шага за Порог. Есть ли там хоть что-то? Или,
закрыв глаза в последний раз, я окажусь посреди Ничего?
И словно отвечая на мою мольбу, память услужливо подсовывает
песню из далёкого детства. Я почти забыл её. Или думал, что забыл…
Почему-то Последнюю Песню всегда поёт ребёнок… Тонкий, совершенно
бесстрастный голос звенит в сознании…
Караваном отлетевших душ тают в
небесах
Грустные облака…
Где-то там, в синеве
Ты летишь, одинок,
В никуда, навсегда,
Не оставляя на Земле тёплого
следа…
Тысячи тропинок были пройдены, но
ещё
Больше — встречи ждут с тобой…
Ты не мог им солгать…
Кто решил за тебя:
Смысла нет дальше жить —
И, усмехаясь, разорвал тоненькую
нить?..
В зеркале распахнутого сердца — в
озёрах глаз
Отражение любви
Ярче солнца горит
И зовёт, но туда
Для тебя нет пути —
На серых крыльях Смерти тише, душа,
лети…
В никуда, навсегда
Тень души упадёт…
На Земле кто-нибудь,
Может быть, вспомнит тебя…
Новый рассвет в небесах
Будет сиять, но ему
Не увидеть никогда свет погасшей
звезды…
Страх бьётся под кожей жидким огнём. Я не хочу уходить, но если
я и в самом деле должен это сделать, то почему, во имя всего
Сущего, я должен провести последние минуты жизни в нелепом
ожидании? Как трудно… Ну почему они тянут?
Староста всё лопотал, багровея от осознания неожиданного статуса
исполнителя королевской воли. Меня никто ни о чём не спрашивал — на
деревенской сходке преступники права голоса не имеют. Как же они
смешны, прямо как дети, получившие в руки игрушку, о которой могли
только мечтать! Потому и не торопятся с исполнением приговора. Не
наигрались… Ну ладно, хватит! Не знаю, как им, а мне уже стало
жарко. И голова трещит — хорошо мне гном приложил. Душевно… Стоп!
Гном?! Нет, это становится уже дурацкой традицией! Почему все мои
беды начинаются с появлением этих недомерков? Я даже дёрнулся от
возмущения, чем отвлёк толпу от созерцания вещающего прописные
истины старосты. Тот недовольно посмотрел в мою сторону и
предположил, что убийце — то есть мне — уже не терпится проститься
с жизнью. Эти слова были встречены селянами с воодушевлением — в
самом деле, доколе ещё торчать на горячем солнце? Прибить мерзавца,
выпить за здравие справедливейшего из королей, да и разойтись по
своим делам…