Ари села на кровати, прижимая к себе одеяло. У нее был какой-то
дар? Очень ценный, про который она забыла? Да, этот сон она видела
незадолго до осады, но это ничего не доказывает. Она могла услышать
разговоры, ведь отец готовился к обороне, закупали припасы, оружие,
проверяли кладку стен… А спор Моран с матерью мог и правда
пригрезиться из-за жара. В конце концов, она никогда не видела свою
мать в таком состоянии, в паническом ужасе. Скажи Ари кто, что та
может так вести себя — приняла бы за сказку.
Да и что теперь поделать, если Моран уже наверняка умерла, а
мать ни за что не скажет правду? А если действительно был тот
разговор, то тем более бесполезно искать следы дара — няня же ясно
сказала, что Ари не сможет верно истолковать ни одного знака из
своих видений.
Она всхлипнула. Ей было очень жалко себя. Словно у нее отняли
что-то дорогое, ничего не объяснив, решив все за нее. И теперь ей
остается лишь бояться страшных снов и все время ошибаться,
вспоминая о них. Или нет? Может быть, лучше забыть о них и
действовать так, как подсказывает интуиция? Или полагаться на
рассудок? Столько вопросов и ни одного правильного ответа. Ари
заблудится в этом темном лесу из сомнений, если продолжит бродить в
нем и дальше. Стволы сомкнутся как крепостная стена, не выпустят ее
обратно, она навеки останется в своих кошмарах, будет думать только
о них, даже бодрствуя. Поэтому остается только делать то, что
считаешь правильным, не позволять сомнениям парализовать твою волю
и свести тебя с ума.
Она уже все решила, что ей до грозных неразборчивых
предзнаменований? Она не избавится от них, но не даст им руководить
ее поступками. Они заслуживают не больше внимания, чем назойливо
жужжащие пчелы в саду. Если знаки непостижимы и противоречивы, как
им верить? Ну какие вокруг пираты? А ведь сон об Аберрахе вроде как
обязан быть пророческим…
Ари завернулась в одеяло и спокойно заснула под шум ливня за
окном. И даже не закричала во сне, когда увидела разрозненные
картинки. Красивая девушка в платье горничной шла куда-то по
коридору рядом с библиотекой, оглядывалась, прижимая к себе
сверток. Ее что-то напугало, она выпустила кулек из рук, он упал.
Большой железный ключ покатился по полу с громким звоном.
Окровавленное лезвие ножа мелькнуло у нее перед глазами, капли
упали на подол серого платья. И свет померк, словно резко задули
свечу. Только в ушах отдавался тихий смех — ласковый, но
зловещий.