— Лимоны тут у нас, матушка лорд-маршала распорядилась саженцы
привезти. И еще эти... все забываю, как их звать... лепесины.
Поспеют скоро, отведаете.
— Апельсины, Кристиан! — голос Тэнима раздался откуда-то из
зарослей, и Ари только сейчас сообразила, что у оранжереи имелся
еще один вход.
Садовник и Розалинда низко поклонились и тут же исчезли,
повинуясь едва заметному жесту лорд-маршала. Ари была рада видеть
его. Сказать по правде, она успела соскучиться, хотя они расстались
всего несколько часов назад, после завтрака, когда ее супруг
удалился к себе разбирать бумаги. С ним было... она не знала, как
это объяснить. Интересно? Да, он так рассказывал о странах Восхода
или о городах далекой Лаверры, которые глядятся в сонные воды
теплого моря, что ей хотелось слушать и слушать его низкий голос. А
еще, когда он брал ее за руку... вот как сейчас... он, будто
забывшись, поглаживал ямку между ее большим и указательным пальцем,
а ей так хотелось стать смелее, тоже перехватить его запястье, но
она не знала, можно ли ей. Сестры в обители так часто напоминали,
что скромность и стыдливость — наивысшие добродетели. И именно они
делают женщину сосудом Всевышнего. Странно, она терпеть не могла
монашек, а вот их уроки позабыть так и не смогла.
Глянцевые темно-зеленые листочки трепетали у них над головой —
двери были открыты, и по оранжерее гулял сквозняк. Ари потянулась к
одному из плодов: оранжевый, с плотной кожицей — прежде она таких
не видела.
— Подожди недельку, он еще кислый.
Тэним склонился к ней, его волосы мазнули по щеке — и Ари ужасно
захотелось зажмуриться. И в то же время ей было не оторвать взгляд
от его глаз — сейчас вовсе не грозовых, не пасмурных. Лучистые,
ласковые... а ресницы у него длинные, отчего он порой кажется
немного печальным и обиженным, словно мальчик, у которого отобрали
игрушку. Расстегнутый лиловый камзол, распахнутый ворот рубашки —
только тонкая серебряная цепочка вьется змейкой, выделяясь на фоне
смуглой кожи. Он впервые так близко — и у нее закружилась голова от
пряного аромата его кожи. И он... его губы нежно коснулись уголка
ее рта, как будто он пил нектар из раскрывшегося бутона.
— Ты... ты позволишь мне, Ари? Ты больше не боишься меня? —
сбивчиво прошептал он, не отрываясь от ее губ.
Но она не стала отвечать — только крепко обхватила его за плечи,
провела ладонями вниз по спине, ощущая под ними его сильное
поджарое тело. Он поднял руку и осторожно обвел контур ее губ, все
еще не веря, что она позволила ему прикасаться к себе. А потом
прижал Ари к себе, целуя уже по-настоящему. Так, словно желал
выпить ее до конца —жадно, страстно и в то же время бережно. Было
так жарко, да, это же оранжерея, тут и должно быть жарко. Обрывки
мыслей метались в ее голове, и она никак не могла ухватиться ни за
одну из них. Она не умеет целоваться, она вообще ничего не умеет...
Аромат корицы и имбиря становится гуще, отчетливее. Она его жена,
она обязана позволить ему все, все, чего он только ни пожелает. И
ей страшно, и так не хочется размыкать рук, не хочется, чтобы он
отстранялся, отдалялся...