И главное, чего его не любить, бродишь себе по довольно
примитивно устроенной пересечённой местности из профлиста и сварной
арматуры, громыхаешь всем этим в своё удовольствие и в совершенном
одиночестве, и только успеваешь харчи подбирать.
Тушёный кролик — моё почтение, захватил бы с собой до вечерней
поверки, перед сном побаловаться, да карманов не нажил, извините,
нашему брату по статусу карманы не положены.
И воспитатель такая между забегами — по загривку потреплет,
заглянет так ласково глаза в глаза, в самую душу, и ну на новый
забег.
Некоторые скажут, что я вконец обнаглел. Вместо беготни за
служебной собакой или электрическим зайцем, а ещё хуже —
погрузочных работ чугуния — расслабляешься себе в прохладе и
полумраке, чего тебе ещё не нравится? Служилое счастье нехитрое —
чем меньше тобой командуют, тем меньше потом головняка.
А тут что — весь день предоставлен самому себе, харч прекрасный,
работа не пыльная. Пробежал мысию от старта к финишу, сиди себе,
отдыхай, покуда воспитатель фиксирует результаты.
Причём кругом тебе не привычный виварий — чистенько, приборчики
глазками своими помигивают, стрелочки качаются, электромоторы
жужжат, переставляя профлист в новую конфигурацию, красота.
Но после чёртового лабиринта всегда начиналось странное.
Я словно принимался вспоминать то, чего не было.
Гигантскую линзу синего неба над лазурными заснеженными
горами.
Тропический зной дождевого леса, в полумраке которого ароматы и
звуки были замешаны в густой пряный компот сигналов.
Пропахший электричеством частокол мегаполиса, в котором никто не
ходил строем и каждый жил своей жизнью.
Сухое разнотравье африканской саванны, по просторам которой
мерно брело, помахивая гигантскими ушами, стадо серых слонов.
Ни в одном из этих мест я не был. Ни в одном из них я даже не
мечтал побывать. Да даже если бы мечтал, каким чудом мне бы удалось
покинуть родной виварий, проделать немыслимые тысячи километров
пути, даже если бы я знал, где это вообще — Африка.
Поперву я этих видений пугался, забиваясь в дальний угол вольера
и отказываясь выполнять команды воспитателей. Слишком внезапно они
подступали, накрывая меня с головой, буквально затапливая моё
сознание сенсорным штормом. Бессмысленная какофония чуждых мне
впечатлений парализовала волю, превращая добросовестного работягу в
комок перепуганной биомассы, начисто забывшей, кто он и где он.