- Коля... ну... попутал... - Седой
упал на колени, словно ему подрубили ноги. – Коля! Аничкин! Мы же
на одной улице, вместе, семьями дружили и в гости каждый выходной,
в гости! Я же тебя самолично в Корпус пограничной стражи провожал.
Пощади, Христа ради!
- Я уже не в Корпусе, - буркнул
следователь. – И не Коля, а «гражданин следователь».
Седой порывался молить дальше, но
следователь оборвал его досадливым движением руки.
- Хватит, дядька Натан, - буркнул он.
– Вставай и присядь. Сейчас подумаю…
Думал он долго, минут пять или даже
больше. Точнее, не столько думал, сколько гнал от себя неумолимо
подступающий сон и сомнения в правильности задуманного. Натан
Моисеевич сидел на самом краешке стула, комкая за неимением шапки
длинные лацканы мятого пальто.
- Сыну твоему, Гедеону сейчас
сколько? – наконец спросил Аничкин с тяжелой неохотой.
- Девятнадцать…
- Призывной?
- Никак нет. Единственный ребенок и
кормилец.
- Значит так, - следователь потер
лоб, кривя губы. – Сейчас пишешь повинное письмо. То есть пишем
вместе, под мою диктовку. Сдаешь все и всех, в первую очередь – кто
вам таскал алюминий, и кому еще перепадало.
- Да я не… - начал, было, Натан и
осекся под мрачным взглядом Аничкина. – Все сделаю, уши у меня таки
есть и в них немало чего попало, все вспомню и расскажу.
- Конечно, расскажешь. И сегодня же
чтобы Гедеон записался в добровольцы, по собственному желанию. Я
все оформлю как добровольное раскаяние, и еще приложу отзыв о
патриотических кондициях.
- В армию… - прошептал упавшим
голосом Натан. – Он же с образованием, значит… в бронечасти… Оттуда
же выходят инвалидами или на погост.
- Или так, или его в смерть-роту, -
безжалостно сказал следователь. – Вы же вместе те пуговицы
штамповали. По статье и по возрасту - в самый раз. А тебя на
бессрочную каторгу. Сам решай. Но быстро.
- Держим строй, - квакнул в наушнике
голос комроты.
- А я вот еще какую приколюху слышал!
– орал мехвод, перекрикивая рычание двигателя. – К комдиву
пятнадцатой пехотной прикатывают на днях ошметки бронебригады,
дескать, после двух недель боев, пять машин осталось, разваливаются
на части, идут в тыл на ремонт и, горючки чтобы им отлили
мальца!
- Он умолк, склонив голову низко,
по-бычьи, крутя ей из стороны в сторону, стреляя взглядом в узкие
прорези триплексов.