— Отвечай, только честно, ты все
понял, о чем мы с принцем говорили?
— Да как можно, ваше высочество... —
встретившись с моим насмешливым взглядом, он вздохнул. — Да, я
неплохо знаю немецкий, — он замялся, н став уточнять, почему начал
учить этот язык, хотя причина была довольно прозрачна и лежала на
поверхности: при дворе было столько немцев совсем недавно, да и
сейчас не мало, начиная с меня, чего уж скромничать, что
волей-неволей остальным приходилось учить язык, просто для того,
чтобы быть в теме происходящего.
— Надеюсь, ты понимаешь, что обо
всем услышанном нужно молчать? — Федотов молча кивнул. — Очень
хорошо. Тогда распорядись, чтобы это письмо увезли в Москву
тетушке, передали в руки или в ее присутствии. Ну а сам, вели
запрячь лошадей, съездим в Ораниенбаум, посмотрим, как там мои
распоряжения выполняются. А то, сдается мне, что все просто
проигнорировали в который раз мои приказы, и мне надо уже что-то
начинать с этим делать.
Уже с подъезда было видно, что вокруг Большого дворца ходят два
господина: один из них был мне незнаком, а во втором я узнал
суетящегося Шумахера. Незнакомец был одет в военную форму, и
состоял в немалых чинах, и от того становилось еще удивительнее
видеть его фактически на стройке, да еще и в сопровождении
библиотекаря-казначея. Неподалеку стояла карета: простая без гербов
и каких-либо опознавательных знаков, в которой по всей видимости
они и приехали. Я покосился на сопровождающего меня Федотова, но на
его лице не отразилось ни грамма узнавания.
— Останешься здесь. Никого к нам не подпускать, — распорядился
я, продолжая разглядывать увлеченно лазающих вокруг моего будущего
дома гостей. — Хочу поговорить с ними без свидетелей, да чтобы
никто помешать беседе нашей не смог.
— Так тут вроде бы и нет никого, ваше высочество, — Федотов
огляделся по сторонам. — Но я задержу, ежели кто появится, будьте
уверены.
Тронув поводья, я направил коня прямиком к бродившим возле входа
во флигель господам, которые были настолько увлечены разговором,
что заметили меня только тогда, когда я уже спешивался с коня
неподалеку от центрального входа во дворец.
— О, ваше высочество, Петр Федорович, — Шумахер так лучезарно
улыбался, что мне в голову сразу начала закрадываться мысль о том,
что он, похоже, мазохист и любит, когда его секут, особенно
принародно. — А я вот Александру Романовичу показываю тут все, в
надежде, что он согласится помочь выполнить ваш приказ, хотя бы дав
дельный совет, которым я мог бы воспользоваться.